Стадии социально-освободительной борьбы
Революции, равно как и другие выступления социальных низов за улучшение своего положения, давно уже считаются проявлением того, что в исторической и политической науке называется классовой борьбой, или борьбой классов.
Правильно, что изначальные проблески этой борьбы появились с имущественным расслоением общества. Первым более или менее достоверно установленным крупным выступлением угнетенных классов против существующего порядка считается, кажется, восстание рабов и бедноты в Древнем Египте во времена так называемого Среднего царства, около 1750 года до новой эры.
А так, вообще, всякие восстания, бунты, смуты заняли, пожалуй, несколько тысячелетий, пока вся эта тенденция не переместилась на более высокий уровень. Эту тенденцию, не отказываясь от определений «классовая борьба», или «борьба классов», можно назвать также социально-освободительной борьбой.
В истории социально-освободительной борьбы под определенным углом зрения просматриваются три больших стадии.
Первую из них, продолжавшуюся, как можно судить, чуть ли не пять тысяч лет, с образования первых государств в долине реки Нил и Междуречья рек Тигра и Евфрата и до начала религиозной Реформации в Германии в 1517 году, можно назвать локальной стадией.
Эта стадия состояла из тех самых выступлений рабов, бедняков, затем в основном крестьян и ремесленников, охватывающих когда меньшие, когда и большие территории, но имевших общим то, что у этих выступлений не было, да и не могло быть политических программ деятельности в более позднем понимании этих категорий.
У этих смут могло, конечно, могло быть то или иное идеологическое оформление, но — только в виде религиозных учений, или чаще всего религиозных ересей. Во многом поэтому они и остались в истории всплесками социального недовольства местного или локального значения. Все эти бунты и восстания, как правило, терпели поражения, оставляя в наследство будущим поколениям лишь смутные мечты о достижении какого-то царства равенства и справедливости.
В локальной стадии социально-освободительной борьбы следует выделить ее последний период, предопределивший переход социальных битв местного значения в новое, более совершенное качество.
Отсчет этого периода можно начать с наступления XIII века. Что, например, означал разгром крестоносцами Константинополя в апреле 1204 года? А то, что идея Крестовых походов, на основе которых Папская курия хотела объединить Европу под своей властью, подошла к собственной профанации и самоисчерпанию.
Крестовые походы начались, как известно, в 1095 году под лозунгом «Освобождения гроба господня». К 13 апреля 1204 года (дате разграбления рыцарями с крестами христианского города) освободители ходили на Ближний Восток уже больше ста лет, но если что и выяснили, так только то, что гроб, где стоял, там и стоит. А так как с гроба, даже если считать его гробом господа бога, больше ничего взять не получалось, то только и оставалось, что грабить всё, что попадалось под руку, Константинополь в том числе.
В тылу у Папского престола с каждым годом также становилось все более неспокойно. Со всех углов и щелей стали появляться еретические мысли и учения. Иначе зачем бы еще Римскому Папе пришлось в 1208 году кооперироваться с королем Франции Филиппом-Августом для похода на французский Юг?
Но тут надо безусловно отметить и то, что ереси ересями, которых в Провансе и в других землях развелось сверх всякой нормы, так эти области славились еще и богатством, на которое Святой престол также положил глаз. Но чем тогда Римский папа, проклявший, кстати, рыцарей, учинивших погром Константинополя, отличался от грабителей?
Крестовые походы продолжались до 1270 года, но длинные уши экспедиций за наживой и за захватом чужих земель уже откровенно издевались над религиозным обоснованием этих предприятий. Крестовый поход, объявленный в 1237 году, практически прямо ставил целью обращение в «истинную веру» восточных славян, то есть Русь, «обратителям» было также обещано богатое земельное вознаграждение.
На Западе Европы противники официального вероучения тем временем не унимались. Своеобразным показателем распространения еретических идей стало учреждение на Третьем Латеранском соборе Римско-католической церкви Святой Инквизиции. Произошло это в 1215 году. Но из стараний отцов-инквизиторов ничего не вышло.
Дальше пошло-поехало: в 1228 году в Италии, во Флоренции, возникли две конкурирующие фирмы, которые можно определить в качестве первых прообразов политических партий Нового времени: «фирма» гвельфов и «фирма» гибеллинов.
В следующем, 1229, году Папе Римскому опять понадобилось направлять христово воинство на Юг Франции: на сей раз для искоренения Альбигойской ереси. В 1304-1308 году в герцогстве Тосканском и в других Итальянских государствах развернулось широкое движение городского плебса и крестьян под предводительством Фра Дольчино. Год 1347-й — деятельность Римского трибуна Кола ди Риенци. 1415 год – церковный судебный процесс над Яном Гусом, послуживший толчком к целому Гуситскому движению, пик которого пришелся на 30-е годы 15-го века.
В 1498 году власть во Флоренции ненадолго захватил фанатик и исступленный борец с роскошью и излишествами грешного мира монах Джираломо Савонарола. Вся совокупность этих событий и подготовила переход локальной стадии социально-освободительной борьбы в следующую — национально-государственную.
Началом, хотя также относительно условным, национально-носударственной стадии социально-освободительной борьбы можно считать 1517 год, когда мало кому известный до того монах Мартин Лютер вывесил на дверях одной из церквей в германском городе Виттенберге свои 95 тезисов.
Правда, есть сведения на то счет, что вывешивание «дацзыбао» на церкви — это придуманная позже легенда. В действительности Лютер, сочинив свои тезисы, написал их красиво на нескольких бумагах и разослал экземпляры некоторым уважаемым в Виттенберге людям, с которыми был лично знаком. Но дело все равно было сделано.
С этого символического эпизода началась почти пятисотлетняя эпоха революций и гражданских войн в классическом толковании этих понятий. Кульминацией этой эпохи — национально-государственной стадии социально-освободительной борьбы — стала Октябрьская революция в России. Но вопреки ожиданиям современников, она послужила не отправным пунктом к тому, что тогда называли мировой революцией, а началом завершения национально-государственной стадии социально-освободительной борьбы.
В историческом смысле и в плане исторического времени, это завершение выглядит сжатым по срокам «спуском» от кульминации прежней эпохи, но этот же «спуск» служит одновременно и восхождением всей социально-освободительной тенденции к еще более высокому уровню — глобальному, или геополитическому. Правда, определения, связанные с геополитикой, я недолюбливаю, уж больно часто их стали применять, к месту и без него.
Начавшаяся в 1517 году национально-госудрственная стадия социально-освободительной борьбы окончилась с историей Советского Союза в 1991 году. При желании эту стадию можно продлить до конца 1999 года — завершения термидорианской фазы Российской революции. Глобальная, или геополитическая, стадия социально освободительной борьбы выступает в качестве отрицания своей предшественницы — национально-государственной стадии и соотносится как «отрицание отрицания» к локальной стадии.
По этой причине глобальная стадия, где основными историческими субъектами выступают государства (чаще всего — государства-цивилизации) и коалиции государств, наряду с этим воспроизводит (понятно, на новом уровне и в изменившихся условиях) некоторые признаки «предшественницы своей предшественницы» — локальной стадии, что также не мешает ей служить и продолжением национально-государственной стадии.
Короче, снова надо отметить, что все предшествующее присутствует в настоящем в интегрированном, «вмонтированном», «присвоенном» виде. Надо понимать и то, что с началом 2014 года глобальная стадия социально-освободительной борьбы вступила в свой, более обостренный период, чем это было с 1991 по 2013 годы.
Если снова вернутся к датировке, то смена стадий социально-освободительной борьбы предстает в виде следующей периодизации:
— со времен первоначального имущественного и вызванного им социального расслоения человеческого общества и создания на этой основе первых государственных образований и до 1517 года — локальная стадия социально-освободительной борьбы;
— 1517 — 1991 или 1999 годы — национально-государственная стадия — время революций, гражданских войн и других, отмеченных политическим сознанием и политическими идеологиями (хотя, поначалу в религиозной форме), видов и способов социально-освободительной борьбы, ставших возможными в рамках национальных централизованных государств;
Параллельно с этим в локальной стадии социально-освободительной борьбы можно выделить ее последний период, который вместе со всей национально-государственной стадией образуют эпоху так называемого модерна, при этом завершающий этап локальной стадии — начало XIII столетия и до 1517 года можно охарактеризовать как время «предмодерна», или раннего модерна;
— глобальная, или геополитическая, стадия социально-освободительной борьбы — с 1991 или 1999 годов по настоящее время: переход социально-освободительной тенденции границ национальных государств, поглощение этой тенденцией самих государств «национальных», превращение многих из них из субъектов в объекты исторического процесса. Это также время распада традиционного модерна и перехода его в постмодерн, сам этот термин ввел британский историк Арнольд Тойнби еще в 1947 году.
Для того, чтобы в глобальной стадии социально-освободительной борьбы успешно преодолевать путем разоблачения и своеобразного присвоения, издержки, ухищрения, манипулятивность и показную идейную плюралистичность постмодерна, необходимо разработать мировоззрение «поспостмодерна».
Звучит, конечно, неуклюже, но авось понимание чередования фаз революции и стадий социально-освободительной борьбы этому делу как-то поможет.
IV
Мировые конфликты
Историю революций, гражданских войн и других явлений сходного порядка надо рассматривать во взаимосвязи и в сопряжении с межгосударственными конфликтами крупного масштаба, которые, раскручиваясь, достигли мирового уровня. В таком контексте причины и ход национально-государственной стадии социально-освободительной борьбы станут более понятными.
К концу XV столетия в Западной Европе сформировались три центра силы. Это были Священная Римская империя германской нации, которая всерьез считала себя продолжением Римской державы времен античности. Затем католическая, но вступившая в жесткий клинч с такими же католиками — Габсбургами, Франция. И Англия, только после завершения войны Алой и Белой Розы сообразившая, что она — островное государство и с этого надо учиться кое-что иметь.
В отличие от Священно-Римского конгломерата, католическая Франция сформировалась как единое национальное государство, к тому же по территории больше всех остальных западноевропейских государств. Отсюда и проистекала ее вражда к единоверным австрийским Габсбургам. Эта династия еще в первой половине XV века укрепила свое формально главенствующее положение в неразберихе своей Священной империи после того, как Папа Римский в 1438 году признал за Габсбургами право предавать пусть и аморфную, но все же власть над сборищем германских государств, по семейному наследству.
А Британия вслед за тем, как лишилась своих континентальных владений и перебила большую часть своего землевладельческого класса в войне Роз, окопалась на острове, и тут до нее дошло, что с точки зрения ее положения появление на континенте слишком уж сильной державы не есть хорошо.
Первыми кинулись выяснять между собой отношения Вена и Париж. В 1494 году началась серия войн, получивших в истории название Итальянских. Если удариться в некоторый модернизм, то этот конфликт можно определить как одну из первых войн феодального империализма.
Примерно тогда же, но уже в начале XVI столетия, против недавно сложившегося островного центра силы — Англии выступили при подстрекательстве Габсбургов и враждовавшей против них Франции (в подобных случаях, они ситуативно вполне могли действовать совместно), северные соседи англичан по Британскому острову — шотландцы. Словом, первый общеевропейский конфликт разгорался.
Эта мясорубка грозилась затянуться надолго, и ее смыслом был бы только дележ и предел Европейского континента без проблеска чего-нибудь другого. Но в действительности вышло иначе. Обозначившийся к тому времени тупик церковного миропонимания выразился, в частности, в повальной торговле индульгенциями.
Получалось, что чем больше грешников, тем у церкви больше доходов. Отпущение грехов, согласно прейскуранту, чем дальше, тем больше вызывало острые вопросы и неподдельное возмущения. Процесс этот ускорялся и привел к тому, что нашелся монах из германского города Виттенберг, распространивший по месту своего жительства тезисы, в которых обозвал плохим словами Святой Престол и того, кто на нем сидит.
Мартин Лютер наверняка и предположить не мог, к чему его затея приведет. А привела она к тому, что изменились суть и характер первого общеевропейского конфликта. Если с 1494 по 1517 год — это был «феодальный империализм» и ничего больше, то с первой искрой реальной религиозной Реформации «империалистическая» война западноевропейских феодалов стала перерастать в гражданскую войну за изменение социального порядка.
Временные рамки этого социально-преобразовательного конфликта — 1494 — 1517 — 1659 годы, вплоть до заключения Францией и Испанией 7 ноября 1659 года Пиренейского мира. Франко-испанская война представляла собой завершение принципиального конфликта между протестантской (к которой, однако, примкнула целиком католическая Франция) и католической Европой.
Этот конфликт вошел в историю как Тридцатилетняя война, завершившаяся на 11 лет раньше войны Франции с габсбургской Испанией; Вестфальский мир был окончательно подписан, как известно, 24 октября 1648 года. По всему этому последующая четырехсотлетняя история нового мирового порядка, вплоть за которым закрепилось название капитализма, безальтернативно просуществовавшего до 1917 года, была ничем иным, как результатом превращения «феодально-империалистической» войны в войну гражданскую.
Начавшись, как поход «священно-римских» и французских феодалов за добычей, мировой конфликт усилиями революций первой выпечки преобразился в битву за изменение общественных отношений. Поэтому конфликт, возникший как столкновение материальных интересов в феодальном понимании этих категорий, стал первым в истории социально-идеологическим конфликтом.
Завершающий период социально-идеологического конфликта, начавшегося еще в конце XV века и закончившегося лишь во второй половине XVII столетия, привел к тому, что некоторые регионы Западной Европы были отброшены в дикарское состояние. По германским дорогам бродили шайки живодеров и людоедов, а в некоторых государствах Южной Германии, оставшимся католическими, Папа Римский, наплевав на все христианские заповеди, разрешил многоженство. Так как из-за острого дефицита мужчин, возникшего также как один из итогов тридцатилетней бойни, великое количество женщин при всем желании не могло найти себе пару.
Но наряду с разрухой и одичанием, веяния изменившегося времени все равно брали свое. В 1662 году по улицам Парижа стала разъезжать карета общего пользования, перевозившая людей за определенную плату — так появился предок всего общественного транспорта.
В 1668 году во Франции и в Великобритании вышли в свет первые в мире научные журналы, а в 1675 году король Англии Карл Второй в торжественной обстановке открыл обсерваторию в пригороде Лондона — Гринвиче.
В производстве над разрозненными ремесленниками окончательно брали верх мануфактуры. Примерно тогда же во Франции стали появляться питейно-закусочные заведения (предназначенные, кстати, поначалу для работающей бедноты) под общим названием «реставрация», что на французском языке звучит как «ресторан».
Немного позже, в 1713 году, в английской металлургии впервые вместо древесного угля был применен кокс, а в 1717 году, также в английском городе Дерби заработало производство шелка, применявшее первый механический, тогда еще водяной, но, все же, двигатель. Мануфактура стала превращаться в фабрику.
Революции и войны периода 1494-1517-1659 годов не успели закончится, как история начала вхождение в другие конфликты и битвы мирового масштаба.
Укрепившейся на острове на почве меркантилизма и государственного покровительства ростков капитализма Англии быстро не понравилось усиление в результате революции 1566 — 1609 годов Голландии. Хотя окончательное признание независимости Северных Нидерландов от Испании было зафиксировано лишь в Вестфальском мирном договоре 1648 года.
Но уже за 40 лет до того между двумя преобразованными в духе Нового времени государствами незамедлительно возникла конфликтная ситуация. В своей острой фазе она просуществовала весь XVII век, пока не была отодвинута на задний план развернувшимся конфликтом Англии уже с Францией.
Англо-французский мировой конфликт стал разгораться уже с первой половины XVII столетия; дров в этот костер подбросили сначала Английская революция 1640 — 1660 годов, а затем и заметное укрепление на континенте позиций Франции в результате успешной для нее Тридцатилетней войны и последовавшего в эти же и последующие десятилетия XVII столетия французского абсолютизма.
Абсолютная власть короля в непосредственном плане навела порядок в стране, усмирила феодальную вольницу, что привело к подъему производства, торговли и мореплавания, в чем англичане уже преуспели, и потому ревниво отслеживали появление конкурентов. В смысле исторической преемственности англо-французский конфликт служил продолжением в новых социально-экономических условиях старой вражды Англии и Франции, тянувшейся еще с эпохи Средних веков, особенно позднего Средневековья, приведшей, в частности, к Столетней войне.
Конфликт между Великобританией и Францией затянулся до конца 19-го века. Еще в 1898 году две крупнейшие колониальные державы чуть было не ввязались в войну из-за спора, кому будут принадлежать земли в окрестностях суданского селения Фашода, куда наперерез один к другому подошли французский отряд колониальных войск под командованием полковника Маршана и их британские «коллеги», возглавляемые генералом (будущим фельдмаршалом) Китченером.
Но в том же, 1898, году в мире обратили внимание на слова, брошенные германским кайзером Вильгельмом Вторым во время визита в Турцию: «Пусть султан и 300 миллионов магометан, разбросанных по всему миру, знают, что германский император является их другом».
Это заявление было справедливо расценено как камень, брошенный в огород Британской империи. Но правильно и то, что слова кайзера лишь выражали изменения, уже происшедшие и происходившие в экономике и в политике ведущих держав того времени и ведущие к изменению в расстановке сил мирового значения.
На смену англо-французскому противостоянию с наступлением ХХ века, пришел новый германо-англосаксонский мировой конфликт. Его отличие от всех предыдущих состояло в том, что он стал по-настоящему глобальным конфликтом. Понятно, что борьба Британской империи против экономического и стратегического противника автоматически включала в схватку все британские колонии, а также доминионы, успевшие стать достаточно развитыми в индустриальном отношении имперскими территориями: Канаду, Австралию, Новую Зеландию и Южно-Африканский Союз.
Великобританию в ее конфликте с новоявленным германским хищником отчасти вынужденно, отчасти по заранее выстроенному расчету поддержала крупнейшая держава англо-саксонского мира — Соединенные Штаты Америки. Совокупная экономическая мощь англо-саксонского мира в начале ХХ века была такова, что она превращала (пусть не всегда и не во всем) в ведомые фигуры на мировой шахматной доске, как государства, которые становились противниками англосаксов, так и те, которые по разным причинам вступали с ними в союзнические отношения.
В разряд ведомых фигур попали очень не одинаковые страны: Германия, Австро-Венгрия, Франция, Япония, Османская империя, Персия, Китай, Россия. А также разные другие, что мельче. Это обстоятельство не отрицает того, что у всех ведомых государств существовали также собственные интересы и цели. Верно и то, что они вступили в войну не просто по какому-то явному или скрытому «звонку» из Лондона или Вашингтона, но и в значительной мере потому, что сами горели желанием утолить собственные аппетиты.
Причем эти подчиненные «фигуры» большой игры в существовавших тогда условиях вполне серьезно полагали, что поступают исходя из собственных интересов или вынуждены отвечать на брошенный вызов.
Подобно тому, как в конце XV — XVI столетий Европа погрузилась в мрак войн «феодального империализма», в начале ХХ века уже весь мир очутился перед перспективой кровавого кошмара, который нес человечеству империализм эпохи машин, электричества, самолетов, радио, телеграфной и телефонной связи.
В 1914 году этот кошмарный призрак стал явью. Преодолеть этот кошмар тогда единственно реальной действительности могло только очередное превращение войны империалистов в войну граждан за свое дальнейшее социальное освобождение.
В одной исторической книге, посвященной вопросам истории стратегических противостояний, мировые конфликты названы геоисторическими. Название более-менее подходящее, но эти конфликты следует разделить на две категории.
Геоисторический конфликт 1494 — 1517 — 1659 годов (включавший в себя еще и англо-испанский конфликт), начавшийся с начала XVI века, вскоре после открытия Америки и нахождения морского пути в Индию вокруг Африки, как уже было сказано, «разбудил» и «срежиссировал» революции первого поколения. Религиозная Реформация превратила имущественно-территориальный спор в социально-идеологический переворот.
В Англии роль социально-идеологического преобразователя выполнила монархия времен династии Тюдоров, поэтому Английская буржуазно-демократическая революция 1640-1660 годов, хотя и покрывается временными рамками конфликта 1494 — 1517 — 1659 годов почти полностью, к нему не относится.
Это была уже социальная борьба внутри победившего социально-освободительного конфликта, исполненного монархией-реформатором, но затем сама монархия, исчерпав свой социально-преобразовательский запал, превратилась в «негодный предмет», легший камнем на пути реализации экономических интересов, освобожденных ее же реформаторскими действиями.
По отношению к конфликту 1494 — 1517 — 1659 года и революций в виде реформации Католической церкви Английская буржуазная революция середины XVII века выступает как война между победителями в еще не успевшим завершиться социально-идеологическом конфликте. С собственно идеологической точки зрения в Английской революции на поле боя сражались не протестанты с католиками, а протестанты с протестантами.
Итогом Английской революции стала сдача в утиль ставших ненужными монархических ограничений, что привело к полной свободе реализации экономических и стратегических интересов уже Нового времени.
Так что традиционная периодизация Всемирной истории, где в конце 30-х годов завершается Средневековье и с начала Английской буржуазной революции ведет отсчет Новое время, имеет все основания оставаться в силе. Просто параллельно с традиционной хронологией надо учитывать временную шкалу стадий социально-освободительной борьбы и геоисторических конфликтов.
Последовавшие за социально-идеологическим конфликтом 1494 — 1517- 1659 годов геоисторические конфликты Нового времени явились следствием революционной победы Реформации над проектом «папско-габсбургскогой» Европы. По своей сути эти конфликты могут быть отнесены к категории экономико-стратегических.
К ним относятся англо-голландский (начало XVII века — первые годы XVIII столетия), англо-французский (первая половина XVII века и до окончания XIX столетия) и германо-англосаксонский (конец XIX века — 1945 год). Впрочем, признаки надвигавшегося столкновения англосаксов с Германией появились раньше. Еще в 1871 году, оценивая факт появления на карте мира объединенной Германской империи во главе с Пруссией, премьер-министр Великобритании Дизраэли предрек, что последствия этого события для всего по значимости и размаху превзойдут Великую Французскую революцию.
Лорд Биконсфильд, в общем, оказался прав. И отставного британского премьера Пальмерстона упрекали в том, что он уж чересчур увлекался борьбой с Россией и соперничеством с Францией и из-за этого проморгал появление на континенте германского могущества.
Геоисторические конфликты экономико-стратегического характера развивались по восходящей линии, захватывая в свой водоворот все большее количество стран, территорий, материальных богатств, денег и людей. Глобальный во всех отношениях германо-англосаксонский конфликт привел всю эпоху экономико-стратегических противостояний к ее высшему проявлению — мировым войнам.
Изменить этот ход вещей снова мог только геоисторический конфликт иного типа — социально-идеологический. И он мог возникнуть только путем радикального преобразования разбушевавшегося экономико-стратегического конфликта, а вместе с ним и всей эпохи, возникшей в результате первого социально-идеологического конфликта 1494 — 1517 — 1659 годов.
Роль этого преобразователя взяла на себя и с успехом исполнила революция 1917 года в России. С 1917 года берет начало новый геоисторический социально-идеологический конфликт нового типа, продолжавшийся до развала Советского Союза в 1991 году. Основными его субъектами и противоборствующим сторонами выступали советское государство и «западный блок», который с завершением Второй Мировой войны безоговорочно возглавили (и возглавляют до сих пор) Соединенные Штаты.
До 1945 года новый социально-иделогический конфликт развивался в переплетении и взаимодействии с экономико-стратегическим германо-англосаксонским конфликтом, чьи первые признаки обозначились еще во второй половине XIX века. В этом смысле, судя о советском периоде в отечественной истории, надо более четко иметь в виду то, что его возникновение и первый период развития, заложившие многие «родовые черты» советского проекта, в значительной мере «срежиссированы» мировыми событиями 1871 — 1945 годов.
Провозглашение Германской империи в Версале. 1871г. Европейцы начинают войны…
Даты 9 мая и 2 сентября 1945 года знаменовали конец целой эпохи, словно иллюстрируя поговорку: «Люди Запада войны начинают, русские их заканчивают». Но как это бывает в истории всегда, факт решения одних проблем ставит на повестку дня другие проблемы и вызовы, зачастую гораздо более изощренные и поэтому не так-то просто поддающиеся распознанию.
Начало «советско-западного», или воспринимавшегося на протяжении нескольких десятилетий в качестве советско-американского, социально-идеологического конфликта геоистрического масштаба совпало с кульминацией, а потом с нисходящим периодом национально-государственной стадии социально-освободительной борьбы.
…а русские их заканчивают. Знамя Победы, 1945 год.
Это «нисхождение», означавшее переход национально-государственной стадии в глобальную, или геополитическую, стало проявляться уже вскоре после победы революции в России. В частности, этот процесс проявился в том, что «мировой революции» в том понимании, какое вкладывали в это определение революционеры первых десятилетий ХХ века, не произошло. Но из этого не следует, что революционные мечтатели ошиблись абсолютно и во всем. Скорее, наоборот.
Просто «мировая революция», если оценивать ее ход исходя из условий, предпосылок и возможностей, которые реально (а не в писаных теориях) существовали в начале прошлого столетия, как раз произошла. Но — в форме всей совокупности событий определенного плана, в том числе, включающих революции и гражданские войны, происшедшие в период с 1917 по 1945 годы. Или может быть, даже с 1917 до начала 60-х годов ХХ века.
С 1945 года признаки перехода национально-государственной стадии социально-освободительной борьбы в следующую, глобальную, стали проявляться в ускоряющемся темпе, переходя из количества в качество. И именно нераспознанность, наряду с превратным теоретическим толкованием реальных социально-исторических и политических процессов, послужили причиной идеологического кризиса в советском обществе, а так как ко всей советской системе в известном смысле применимо определение «идеократической», то в результате самоисчерпания идеологии, принадлежащей к уходящему времени, и неадекватного объяснения новых вызовов, развал всего «здания» надвигался неумолимо.
Он и произошел в 1991 году. Страна, возникшая в результате «классической» мировой войны и выигравшая ее, в определенной системе координат именно поэтому оказалась уязвимой перед войной новейшего типа, присущей следующей геополитической стадии социально-освободительной борьбы.
Нестандартными для времени классических революций и гражданских войн способами стали действовать в особенности после 1945 года противники достижения человеческим обществом социальной свободы.
Но с «самоликвидацией» Советского Союза эпоха геоисторических конфликтов не окончилась. Также и в этом смысле «конец истории» не наступил. Оставшаяся без идеологического противника заокеанская держава возникла в свое время также в результате экономико-стратегических конфликтов. Американская революция и провозглашение независимости американских колоний от Англии так же были вызваны в первую очередь расхождением экономических интересов колониальных плантаторов с интересами метрополии.
Разделавшиеся с колониальной зависимостью штаты Северной Америки с тех пор только и доказывают то, что не могут существовать без «зоны конфликтов», необходимой, как человеку воздух, для присвоения все новых богатств и возможностей делать бизнес. Ничто другое Америке просто не интересно.
Так происходит, не в последнюю очередь потому, что в изначальном толчке истории, приведшему к созданию заокеанской республики, очень слабой была теоретическая и идеологическая составляющая. Для подготовки Американской революции и всей борьбы колоний за независимость не понадобились ни великая философия, ни великая литература, ни великая музыка.
Это обстоятельство придает, однако, всему зданию американской демократии дополнительную внутреннюю устойчивость. Америка внутренне достаточно примитивна, но именно примитивные конструкции могут находиться в устойчивом положении очень долгое время. Кризисные явления в «американской мечте» время от времени хоть и случаются, но они практически не затрагивают ее фундамент и несущие конструкции.
Выходит так потому, что Америка в разработке идей, менявших мир, почти не участвовала. Когда разгорался первый социально-идеологический конфликт, ее попросту «не было». Зато республика за океаном — прямое, даже можно сказать, «чистое» проявление разрешения экономико-стратегических противоречий, являющимся географически, даже их побочным ответвлением.
С точки зрения политической и военной географии второй половины XVIII века, это так и было. В те времена никто не мог помешать «чистоте экcперимента», устроенного за океаном.
Для стимуляции необходимого ей «переиздания» глобального экономико-стратегического конфликта, Америка сначала выставила на огород мировой политики пугало «международного терроризма». В определенной мере это сработало. Но страх перед любым пугалом — вещь преходящая. Понадобилось что-то более сильное, а главное, более осязаемое.
На роль реальной противоборствующей стороны, Соединенные Штаты вскоре назначили Китай. А потом вновь уже «постсоветскую» Россию. Причем, России в этом тандеме врагов свободного мира вновь отведено первое место. С присоединением Крыма и борьбой Донбасса против фашизирующейся Украины образ России как вселенского врага свободы и демократии раздувается без всяких пределов. Уже сейчас налицо, если не полное воспроизведение экономико-стратегических конфликтов прошлого, то спиритический сеанс по вызову их духов, развертывается с применением всех новейших технологий.
Также по всем законам жанра присвоения новыми временами признаков предшествующих эпох, реанимируемый Америкой глобальный конфликт не лишен и идеологической составляющей. Тут все снова вертится вокруг борьбы демократии против тоталитаризма и свободы против рабства.
Вновь производимый глобальный конфликт провоцируется с помощью новейших политических и информационных технологий. Но такими модерновыми способами понятиям «экономика» и «стратегия» снова возвращают смысл, присущий им в эпоху 1659 — 1917 годов. Этот смысл обошелся человечеству очень дорого. Для того чтобы человеческий род не очутился в новом рабстве, необходима сила, опирающаяся на теорию адекватного объяснения происходящего сейчас.
Такая теория должна расставить по историческим местам все конфликты прошлого и настоящего. Америка по своему также стремится погасить разжигаемый ею же самой глобальный конфликт, но только путем ликвидации и «закатывания в асфальт» всех противостоящих этим планам не столь уж многочисленных субъектов современного мира.
К числу таких субъектов относятся и Народные республики Донбасса. Они возникли на изломе времен и на обломках эпохи модерна, поэтому и сами не до конца уясняют смысл и значение своей борьбы. Разбор истории геоисторических конфликтов, надеюсь, сослужит силам Сопротивления неплохую службу.
