У НАШИХ ДРУЗЕЙ ИЗ ФРАНЦИИ
Семьдесят лет понадобилось русским людям на то, чтобы примириться между собой после трагической распри Октябрьской революции и Гражданской войны.
Ровно одно поколение.
При этом не было никакого покаяния. Никакой компенсации и контрибуции за взаимную жестокость. Никакой мстительности. А просто высказали бывшие заклятые враги друг другу православное «Прости мне грехи мои вольные и невольные».
И сдается, что Бог простил. И они друг другу простили.
Волны эмиграции
А после Октября и гражданки уже другим русским людям — а отчасти и тем же — довелось хлебнуть уже и новой беды – в Великую Отечественную войну.
И опять война разделила россиян на своих и чужих. А по совести признать – сами разделились. И вновь, как за двадцать лет до того, оказались единоплеменники по разные стороны судьбы и рубежа.
И вот уже семьдесят лет часть из них так и живут в отчуждении и проклятии. Да и не они сами уже, а их безвинные потомки, дети и внуки. Вторая волна.
А ведь большинство из них продолжают уважать и беречь в себе свою русскость с ее культурой и мироощущением. И говорят порой на таком языке, к которому всем нам нынешним в самой России не грех начать возвращаться.
Французская ассоциация «Зарубежная Россия» на протяжении нескольких лет воюет за создание объединительного Мемориального музея российской эмиграции и диаспоры во Франции.
Проводимая подготовительная работа показала, что за это приходится именно воевать, даже через 70 лет после Великой Отечественной войны.
Камнем преткновения оказалась прежде всего именно вторая волна российской эмиграции – знаменитые «Ди-Пи», перемещенные лица военного периода, невозвращенцы из числа бывших советских военнопленных, а также люди, иногда добровольно, а по преимуществу принудительно выехавшие в то время из СССР и разными судьбами оставшиеся на Западе.
Именно эту часть эмиграции не жаловали ни потомки первой волны, ни российские власти, ни значительная часть жителей самой России.
Привычная старосоветская аргументация против этой категории эмигрантов всем известна – «власовцы», трусы и перебежчики. Даже Российская православная церковь отчасти по-прежнему стоит на этой позиции.
Но и противоположных суждений уже появилось немало.
Возникают новые потребности и цели. В частности — общепризнанная задача максимального привлечения Россией на свою сторону собственной зарубежной диаспоры и активного взаимодействия с ней. И здесь выясняется, что вторая волна эмиграции оказывается для страны в положении забытого блудного сына.
Причин для этого много. Но преобладает инерция воздействия пропаганды времен Великой Отечественной войны и первого послевоенного периода.
Получается, что все 70 послевоенных лет за Россией тянется позорный след 1-2 миллионов изменников. Весь мир продолжает презрительно попрекать русских массовой трусостью и предательством.
Простой пример: когда в России удивляются непомерному числу пленных украинских солдат в сегодняшнем Донбассе, с Украины нам в ответ то и дело поминают наших «власовцев».
Внешнеполитический ущерб для имиджа страны разрушителен. Но и внутри России урон для национального самоуважения весьма ощутим.
Через 70 лет после войны настало время для нового акта национального согласия. Мы уже прошли через очистительное примирение между участниками послереволюционной гражданской войны. В том числе и их зарубежной части – белой эмиграции. И это невзирая на море пролитой взаимно крови, массовые зверства и жестокости.
Эпоха сменилась, строй в России совсем иной, многое видится яснее и шире. Следует отметить, что первой волне эмиграции Россия простила ее интенсивное участие в антисоветской деятельности и убийстве русских людей в ходе послереволюционной гражданской войны.
Однако последние историко-социологические исследования показывают, что присущие той гражданской войне активные антисоветские настроения части населения СССР сохранялись и во время Второй мировой войны, и даже после нее. Поэтому действия таких людей против большевистских властей в ходе Великой Отечественной войны в СССР или за пределами страны небезосновательно могут квалифицироваться как возобновление или продолжение прежней гражданской войны. Приходится признать, что и у этих людей было свое представление о правде, которое они самоотверженно отстаивали.
Даже и поныне в некоторых семьях не только вне, но и внутри России хранят боль за своих репрессированных предков. Масса людей помнят имена раскулаченных или расказаченных дедов и прадедов, оставаясь при этом патриотами, искренне преданными современной России.
Наглядным примером служит известнейший российский скульптор В.А. Суровцев, который, не скрывая рану своей расказаченной донской семьи, прославляет русский народ такими произведениями, как скульптура русского кавалериста на набережной Сены, обращенного взором к Эйфелевой башне.
По прошествии времени возобладала одна из двух правд — именно та, за которую стояла основная масса российского народа. И она стала окончательной истиной.
Две волны гражданской войны — послереволюционного этапа и периода Второй мировой — завершены. И на основе опыта примирения с белой эмиграцией настало время для взаимного прощения и сближения между россиянами и второй волной соотечественников.
К этому побуждает и реальная жизнь, дающая достаточно примеров и в других областях. В частности, россияне в подавляющем большинстве примирились и не питают ненависти к своим прямым врагам во Второй мировой войне — германцам.
Второй великий образец примирения – Чечня. Два мощных племени подтвердили свою мудрость дружбой.
Другой пример – Крым. Там началось трудное окончательное примирение между крымскими татарами и русскими. Два сильных и взаимосвязанных народа не должны быть вчуже друг другу. И нет нужды требовать какого-то покаяния одной из сторон. Сила проявляется в незлобивости и незлопамятности. Сильный первым протягивает руку для примирения. И будет хорошо, если руки крымских татар и русских столкнутся во встречном жесте уважения.
Россия даже призывает нынешнее киевское руководство амнистировать участников вооруженного противостояния в Новороссии. А бывшим участникам антисталинской борьбы и соотечественникам из числа давних военнопленных и перемещенных лиц страна прощения так и не объявила.
Международный совет российских соотечественников выступил с очень важной инициативой — «Бессмертный полк Русского мира». Началось распространение анкеты для заграничных участников Великой отечественной войны. Она заслуживает всемерной поддержки и всемирного распространения. Ознакомиться с этим начинанием и с анкетой можно по этому адресу.
Однако представляется важным дополнить эту анкету акцией, касающейся и тех не вернувшихся на родину российских людей, кто воевал в Великой Отечественной войне, попал в плен и под физическим или пропагандистским принуждением оказался по другую сторону фронта и баррикады. Тех россиян, кто не воевал, но под тем же физическим или моральным воздействием был «перемещен» за пределы СССР. И тех соотечественников, кто в силу искренних убеждений участвовал во Второй мировой войне в борьбе за по-своему понятые интересы российского народа против большевистского режима.
К их числу не относятся участники националистической борьбы любых этнических формирований антирусской направленности. Равно как и все лица, совершившие тяжкие грехи в отношении россиян, военные преступления и посягательства против человечности.
Феномен военного плена
В отношении второй волны эмиграции следует глубже и яснее вдуматься в сам феномен военного плена. Пора избавляться от рудиментов старой военной пропаганды, когда любой плен автоматически считался изменой и позором. Войн без пленных, по-видимому, вообще не бывает. Плен – это один из неизбежных элементов военной жизни наряду с боями и перемириями, наступлениями и поражениями, ранениями и гибелью.
Для подавляющего массива русских пленение и было равноценно гибели. Но они и в неволе выживали, с насмерть травмированной душой. Можно ли их за это винить, а тем более сетовать, что они не совершали самоубийств ради искупления позора?
Ведь и позора нет в том, чтобы попасть в плен из окружения с одной винтовкой на троих или вовсе без боеприпасов, с ранением-контузией, с ожогами из танка или на обрывке парашюта из сбитого самолета. Либо в непреодолимом припадке психического ужаса, парализовавшего на дне окопа или бомбовой воронки.
Единичными были факты добровольного, осмысленного перебежничества. Даже в случае с пленением армии Власова непредвзятый анализ не подтверждает массовой добровольной сдачи в плен, но приводит к совершенно другим парадоксальным выводам и предположениям.
Необходимо опровергнуть миф о массовом малодушии русских и их склонности к предательству. И укрепить тем самым самосознание и самоуважение всех — и внутренних, и внешних — российских людей. А это боевой дух — оружие сильнее ядерного. Понятно, насколько это сейчас важно.
Советские военнопленные в подавляющем большинстве были отнюдь не трусами. Как известно, после пленения они героически сражались в почти сорока партизанских отрядах во Франции. И как ни парадоксально, проявили беспримерное мужество и отвагу в борьбе с извечными врагами России англо-американцами при их высадке в Нормандии. Этой храбростью были поражены даже такие признанные воины, как немцы.
Следует обратить внимание на то, что даже сегодня несгибаемые ополченцы нынешнего Донбасса оказываются в плену. И их не призывают вешаться со стыда, не величают трусами и перебежчиками, а, напротив, с нетерпением ждут назад после обмена, как надежное подкрепление.
И уж точно ни в каком малодушии и предательстве невозможно обвинить тех немцев, которые в той войне попадали в русский плен. Никому ведь и в голову не придет заподозрить, что немцы и их союзники были способны сдаваться из сочувствия к Советам или по соображениям коллаборационизма с коммунистами.
Обвинить немцев в трусости тоже рука не поднимается – не таков народ. И, тем не менее, пленных с их стороны было чрезвычайно много. И они интенсивно «коллаборировали» на лесоповале и на стройках социализма.
Во всем мире к давним военнопленным относятся с уважением. Бывший узник войны Миттеран был избран президентом великой державы Франции. Бывший военнопленный Маккейн стал кандидатом в президенты и сенатором великой державы США. И эти люди своим пленением никак не умалили величия собственных стран.
В конце концов, и в великой державе России смогли же непредвзято и уважительно отнестись к своим военнопленным периода Первой мировой войны! Вспомним хотя бы кошмар захвата армии генерала Самсонова. А часть из них ведь тоже осталась за рубежом и не возвратилась в Россию. Они и их потомки сейчас считаются достойной и уважаемой частью старой эмиграции.
То, что советские бойцы оказывались военнопленными, служит бесспорным подтверждением того, что они были прямыми участниками войны и, по крайней мере, не отсиживались в Ташкенте в эвакуации. А воевали, сколько было сил.
Бывшие советские военнопленные, оставшиеся за рубежом и не совершившие особо тяжких военных или антироссийских преступлений, в том числе амнистированные, живые или умершие, если и не могут быть приравнены в России к ветеранам и жертвам Великой Отечественной, то должны быть поименованы хотя бы российскими участниками или перемещенными лицами Второй мировой войны. Это особенно важно для их нынешних потомков на Западе.
Едва ли такие остающиеся еще в живых ветераны станут после примирения претендовать на российские ветеранские льготы. Русская гордость не позволит. Тем более не станут этого делать их потомки. А если и станут, то их в живых, увы, осталось совсем немного, и такую символическую материальную ношу небогатый российский бюджет способен выдержать.
Устранение этих некорректных исторических стереотипов поможет избавить российских людей от подспудных самообвинений в массовой нестойкости, малодушии и клятвоотступничестве. Этого не было и нет!
Власов и власовцы
О проблеме Власова и «власовцев» уже много написано с различных позиций. Судьба и роль генерала еще ждут дальнейших исследований и уточнений. За недостатком места здесь следует высказать лишь несколько дискуссионных соображений в качестве зачина к возможному обсуждению.
Начнем издалека. Хотя Сталин и Гитлер оказались втравленными в схватку между собой, главными историческими и геостратегическими врагами обоих оставались англосаксы. И перед войной оба вождя в этом вполне сходились. Именно поэтому перед войной существовало столь широкое военно-техническое сотрудничество, чтобы не сказать единение, между двумя странами. Именно в пику своим мировым оппонентам ими был подписан пакт о ненападении. С большой долей уверенности можно предполагать, что и формы прямой военной взаимопомощи между двумя странами негласно обговаривались.
В последнее время известность приобрели и экзотические, но достаточно достоверные версии о переписке между лидерами. В частности, о немецких предложениях Сталину поделить территории Британской империи или о готовности генералиссимуса пропустить германские войска через Украину для захвата британского Ближнего Востока или через Россию в Афганистан для завоевания Индии. Антибританская близость была налицо.
Однако вожди при всем старании не смогли предотвратить внешних и внутренних действий оппонентов по вовлечению обеих своих стран в междоусобную войну. Но даже и в условиях начавшейся войны важным негласным фронтом для обоих, по-видимому, оставалось противодействие англо-американцам. Несомненно, что опосредствованное общение по рабочим каналам в этой области продолжалось между диктаторами всю войну. Интересам обоих в конечном итоге совершенно не отвечало открытие второго фронта и высадка союзников во Франции.
Одной Германии было против них не устоять.
И тут мы переходим в сферу предположений. Но если за этими предположениями есть хоть какая-то достоверность, то часть нестыковок войны получила бы гипотетическое объяснение.
Что мог сделать Сталин? Неявным образом подбросить германцам подкрепление. Каким образом? А организовать сдачу в плен огромного количества советских военнослужащих. С последующей их передачей под германское командование.
Именно этим, а отнюдь не бездарностью советских генералов, слабостью боевого духа русских солдат и отсутствием у них преданности КПСС, возможно, и обусловливается столь необъяснимое, несоразмерное и молниеносное пленение чуть ли ни целых советских дивизий.
А пленных кто-то должен был затем правильно сориентировать, настроить и возглавить. Наилучшим кандидатом на такое уникальное задание был кадровый военный разведчик высочайшей квалификации. Имевший стаж нелегальной работы. Отслуживший солидный срок военным советником в Китае. Блестящий военачальник. Генерал, которому Сталин индивидуально доверял работать с наиболее важными иностранными делегациями. Который оказался одним из самых успешных строевых, а затем и боевых командиров. Который сумел прямо перед началом войны выполнить приказ вождя о взятии под полноценный контроль одного из важных воинских подразделений на западных границах СССР для предотвращения каких-либо провокаций против немцев. И который первым дал успешный отпор гитлеровцам под Москвой.
Только такому человеку Сталин мог бы доверить миссию, в которой требовался не только командирский талант, но и высочайшая политическая прозорливость и дипломатичность, беззаветная личная храбрость и умение жить под чужой личиной и жертвовать своим добрым именем ради Родины.
Именно таким человеком был генерал-лейтенант, командующий 2-й Ударной армией Волховского фронта А.Власов. И именно этим, возможно, объясняется ряд странностей с его скоропалительным переводом на Волховский фронт и с молниеносным пленением возглавленной им крупной армейской группировки при демонстративном отсутствии поддержки со стороны военных соседей.
Это проливает свет и на долгое и необъяснимое нежелание Гитлера посылать русских военнопленных на советско-германский фронт (считается, что Гитлер особого доверия к Власову и к РОА, как и ко всем советским людям, не испытывал, не без основания полагая, что при первой же возможности они нарушат свои обещания и перейдут на сторону Красной Армии. И действительно, таких случаев было много. Что лишний раз подтверждает в основном непредательский характер военнопленных из числа так называемых «власовцев»). И это при острой нехватке там собственных войск. На отказ Власова действовать не самостоятельно, а по приказам невысокого гитлеровского командования, которое было явно не осведомлено о комбинации на высшем уровне. На то, что его армия, по-настоящему «власовская», сформировалась фактически только перед самым концом войны, когда в бой уже целиком вступили англосаксы.
И, повторимся, на массовое и героическое участие, по-видимому, не без его ведома, советских военнопленных в обороне на стороне немцев, против высадки англо-американских войск в Нормандии. Наконец, на необъяснимый для труса и предателя отказ от двух предложений о тайном побеге и эвакуации за пределы Германии перед ее крушением. Казалось бы, чего проще уехать. И на последнем суде промолчал, не рассекретился.
Иными словами, не исключено, что традиционно негативный подход к Власову и подлинным его последователям еще ждет своего пересмотра по мере дальнейшего открытия секретных российских или иностранных архивов, появления ранее неизвестных сведений и введения в научно-исторический оборот новых источников.
Тем же реальным подонкам, которых в рамках военной пропаганды, в том числе немецкой, причисляли к «власовцам» и которые к генералу и его формированиям не имели ни малейшего отношения, ни пощады, ни прощения быть нет может.
Примирение – дело историческое
Что касается российской эмиграции в целом, то, возможно, настало время признать, что несколько ее волн были только последствиями нескольких этапов гражданской войны.
С послереволюционной волной гражданской войны и эмиграции в России вроде бы разобрались. И пришли к примирению. Но по всем тем же признакам была и вторая волна гражданской войны и эмиграции – в годы Великой Отечественной войны. Люди честно бились с казавшимся им неприемлемым советским режимом против гораздо более многочисленных, но и не менее порядочных и искренних его сторонников. Как и в первую гражданскую, вынужденно взаимодействовали для этого с зарубежными силами, в частности, с германской коалицией.
Причем многие выжившие участники первой гражданской еще сохраняли тогда свой протестный боевой настрой и не могли не влиться и во вторую.
Пришел срок примириться с участниками второй такой войны и волны. Их отдельная правда, одна из двух тогдашних, не взяла верх. Но должна восторжествовать единая истина о том, что только сообща мы можем двигаться дальше ради выживания и успешного процветания всего народа.
При этом можно смело исходить из того, что все тяжкие преступники из второй волны эмиграции уже были выявлены и осуждены Россией и союзниками по военной коалиции. А с 1955 г. окончательно амнистированы в СССР. Все же остальные достойны признания в качестве российских участников или перемещенных лиц Второй мировой войны.
Особняком стоят проблемы коллаборационизма некоторых представителей эмиграции. В данном случае следует ограничиться констатацией того, что эти отдаленные исторические аспекты требуют глубокого и непредвзятого анализа, свободного от пропагандистских влияний. Здесь же уместно лишь отметить, что, строго говоря, сам феномен коллаборационизма есть явление специфически зарубежное, европейское, нероссийское. Он имел, прежде всего, государственный, добровольный и осознанный характер.
Он проистекал из позиции высшего руководства и элиты конкретной страны в приятии гитлеризма и оккупации к выгоде местного населения. Именно на высшем уровне санкционировалось сотрудничество с пришельцами, которое затем приобретало принудительно-массовый характер. Как известно, ряд европейских государств, включая Францию, широко взаимодействовал с нацистами, в том числе в военной сфере, что можно считать высшей формой государственного коллаборационизма.
При таком подходе едва ли можно считать коллаборанством участие представителей белой эмиграции, в частности казачьих формирований, в военных действиях на стороне германской армии. Ясно, что их заботило не взаимодействие с оккупантами ради выживания Франции, а использование появившегося гипотетического германского союзника для возобновления собственной борьбы с большевистским режимом. Рассудить эту ситуацию в силах только история.
Все, что происходило по принуждению, не есть коллаборационизм. Иными словами, таковым не является сотрудничество недобровольное, под страхом смерти, под давлением жизненной ситуации, под физическим или морально-психологическим воздействием и под влиянием жесткой промывки мозгов.
Нельзя ведь считать коллаборационизмом, например, страшные реалии существования в некоторых немецких концлагерях еврейских смертных зондер-команд, члены которых принуждались к участию в страшных акциях, хотя и жили в льготных условиях, а по прошествии некоторого времени также почти поголовно уничтожались гитлеровцами.
Некорректно считать коллаборацией и вынужденное участие людей на низовом уровне в самоорганизации жизни населения под властью оккупантов, в насильственно навязываемых иноземцами административных и общественных структурах на захваченных территориях, будь то советские или французские. Однако и там бесспорной коллаборацией было, скажем, участие немногочисленных выродков в карательных акциях оккупантов и в жестокостях, чинимых «полицаями» в отношении местных жителей зачастую по собственной звериной инициативе.
Известно, что добровольное вступление во вражеские формирования для советских военнопленных нередко было единственной возможностью спастись от неминуемой гибели в концлагере, имея в виду в последующем, при первой же возможности, в первом же бою перейти на сторону Красной армии или к партизанам. Что очень часто и имело место. Какая уж тут коллаборация.
Отдельно стоит рассматривать и вопрос о тех, кто воевал, например, в украинских националистических формированиях. Они бились не столько против советского режима, сколько за свои узко понимаемые этно-политические интересы, которые принимали облик весьма антирусских и антинародных. Но надо признать, что и они не на печи сидели, а именно воевали. Значит, от чего-то глубоко страдали и во что-то глубоко верили. А не просто переметывались к тем, у кого сытнее и выгоднее. И если они воевали на равных с вооруженными людьми, то Бог им судья. История разберется. Но были среди них и такие, и немало, которые воевали не с войсками, а с безоружным мирным населением. С этими вряд ли возможно примириться.
Торжественный год 70-летнего юбилея Победы, праздничный, но и поминальный, может послужить возможностью для нового этапа единения между Россией и ее эмиграцией, между различными волнами самих эмигрантов и между их потомками.
Примирение – дело историческое и святое само по себе – позволит объединить усилия ради более плодотворного участия России в геополитической конкуренции в мире.
Это могло бы стать важной вехой в углублении взаимопонимания и с более поздними волнами исхода: с «третьей волной» — диссидентской эмиграцией и с «четвертой волной» — экспатриантами. Это — думающий и динамичный компонент, плоть от плоти единого многоликого народа. И они не должны оказываться в забвении или на обочине общероссийских процессов.
Был бы задан и важный пролог в примирении с нынешним протестным движением в России – «либеральным», собственную правду и причины появления которого тоже нужно понимать и ментальный, творческий и энергетический потенциал которого следует скрупулезно задействовать, что называется, в мирных целях и к общему благу.
Родственное сопереживание государство должно проявить и к тем не воевавшим, но душевно израненным перемещенным лицам, которые волею судьбы оказались в плохое время в плохом месте, были насильно и одурманенно вывезены из СССР. С тактичным пониманием пора отнестись к тому, насколько трудно было бы им решиться на возврат из западной теплицы в родную, но страшно разрушенную и бедствующую страну с совсем уж ожесточенным войной режимом.
Подытоживая, хочется надеяться, что страна сможет подать знаки внимания, сочувствия, а то и уважения бывшим бойцам за Россию с разных сторон баррикад, если кто-то еще жив, а также их потомкам. Тем самым государство заручится ответным пониманием, а то и симпатией со стороны существенной части нынешней диаспоры. Не секрет ведь, что, несмотря на смену фамилий, бывшие военнопленные и перемещенные лица и их дети и внуки нередко сохраняют свою русскую культуру, блестящее владение языком предков и тяготение к России. И значит, очень ей важны.
В свете вышесказанного призываем развернуть в диаспоре общественную дискуссию о судьбах второй волны эмиграции и, в более широком плане — о преодолении негативных стереотипов в отношении невозвратившихся в СССР бывших советских военнопленных и перемещенных лиц.
Целесообразно было бы также в год 70-летия Победы в Великой Отечественной войне обсудить возможность обратиться от имени российской диаспоры во Франции к руководству России с просьбой признать российскими участниками или перемещенными лицами Второй мировой войны всех тех лиц этой категории, которые не причастны к тяжким преступлениям против российского народа, к военным преступлениям и к преступлениям против человечности. Призываем российские диаспоры других стран также высказаться по этому вопросу.
