30 мая в Доме-музее и. Сельвинского состоялся уникальный вечер-лекция по крымской фаэзии — «Фаэт-Крым: карта странствий». Ведущей была создатель и теоретик литературного направления «фаэзия», поэт и философ Елена Коро. Она рассказала о теории и истории развития этого удивительного и тонко самобытного направления крымской литературы. Также она коротко, емко и глубинно охарактеризовала творчество каждого выступающего на вечере. А выступающих было пятеро: фаэты Елена Коро, Марина Матвеева, Валерий Гаевский, Ана Дао и Злата Андронова (ее стихи представлялись заочно).
Фаэт Елена Коро
Почему вечер уникальный? Потому что крымская поэзия сводима к некоему вполне предсказуемому общему знаменателю под названием «региональная провинциальная поэзия» (с соответствующим средним уровнем), и только точечные вспышки личностей, явлений и событий выбиваются из этого, в общем-то, серенького, безликого хорка. В любом регионе так, в любой провинции – и удивляться этому не стоит. И все же… как это ни парадоксально, культуру, литературу, поэзию каждого региона – особенно в ее проявлении вовне – определяют именно эти точечные лица и явления, эта немногочисленная группа или группы людей, самых ярких, неожиданно и нестандартно одаренных. Не удивительно: в своей кастрюле может вариться что угодно, а мир внешний – есть фильтр, пропускающий лишь лучшее, отборное. Именно поэтому о Крыме судят в широком мире и Большой Литературе не по его общепоэтической массе, а по вспышкам чего-то особенного, уникального – и именно это становится неким образом Крыма для других. К сожалению, только мы, аборигены-«крыманьонцы», знаем, какая здесь деревня, провинциальная тупость и печаль. И что значит «со всем этим бороться». Но мы вам об этом не скажем. Вам мы покажем лучшее.
В последний год Крым (надеюсь, временно) из полуострова превратился в остров. И его творческие личности, в том числе лучшие, оказались запертыми в нем. Возникла потребность повернуться лицом к «своим», от провинциализма, мещанства и мелочности которых в прежние годы единственно, что хотелось, так это убежать на край света или улететь в тонкий мир «на поиски чего-то большого и чистого». А сейчас вообще всё видится другими глазами. Важной стала территориальная близость, усилилось объединяющее чувство «крымскости», начались поиски общности со своими, рассмотрение их под какой-то иной линзой.
Но этот поворот к крымчанам не сказать, чтобы проходит гладко. Елена Коро, основатель фаэзии, ее теоретик и автор ряда фаэтических книг, отмечает, что современный крымский читатель престал понимать поэзию, сколько-нибудь выходящую за рамки примитива, хоть в какой-то степени интеллектуально развитую, хоть в малой мере изощренную, образную и сложную. Здесь речь не идет о тех людях, которые вообще стихов не читают и на поэтические вечера не ходят. Елена имеет ввиду тех, кто именно читает и ходит – то, какие требования эти люди стали предъявлять к поэзии. Она должна быть такой, чтобы вообще не надо было думать. В этом смысле лучше всего воспринимаются политические лозунги и речевки и попсовые любовные песенки (если прямо: ненависть-агрессия и секс – т.е. уровень самого нижайшего примитивизма – тут-то уж думать вообще ни о чем не надо, только чувствуй делай – тебе разрешили). Именно к этому поэтическая публика начала и активно продолжает сводить поэзию. Никакого интеллектуального развития — чистая «развлекуха». Именно такие поэты-развлекатели единственно нужны публике и имеют у нее успех. Елена Коро считает, что это связано с общим отуплением общества, в т.ч. с «роботичностью» экзаменов ЕГЭ, с младых ногтей вкладывающих в юные мозги некую программу, за пределы которой «не рыпнешься». Конечно же, дело не только в этом — все намного сложнее.
Фаэт Марина Матвеева
Впрочем, здесь не статья о социальной психологии, а фаэтических репортаж!
Фаэты (а также небольшой ряд представителей других «сложных» литературных направлений в Крыму) – это категория людей, чье мышление, творчество и действия настолько диаметрально противоположны вышеозначенному, что явления полярнее трудно себе представить. Елена Коро говорит, что ощущает фаэтов «одними из последних динозавров русской словесности», а о себе добавляет: «Единственно для чего я все это делаю, это чтобы не прервалась связь поколений». Имеется ввиду культурологическая связь: на уровне высшем и глубочайшем, чем тот, который – и на этом спасибо! – пытается поддерживать в нас страна своим «культурно-патриотическим воспитанием» (в предыдущей стране и этого не было, точнее, было, да «не в ту степь»). Елена имеет ввиду связь между поколениями культурных, умных, интеллектуально развитых, мыслящих людей с текуче-гибким сознанием, способных на восприятие, охват и трансформацию многого: и исторического наследия, и его новых интерпретаций, и создания чего-то абсолютно нового. Да хотя бы просто носителей желания думать, атрофию которого можно довольно ярко и на практике наблюдать сейчас.
Нельзя сказать, что фаэзия создала нечто абсолютно и принципиально новое в мировой литературе, чем бы она кардинально отличалась от литературных направлений подобного рода (в основе которых лежит трансметафорика – образная система, ищущая аналогии не в плоскости земного бытия и линейности мировосприятия, а в выходе за его пределы, в мир трансцендентных сущностей и знаний) – «метареализма», «метаметафоризма», «лирики трансцендента» и др. Скорее можно признать, что создатели всех этих направлений независимо друг от друга и практически в одно и то же время нащупали некие пути, разные, как индивидуальности (различающиеся больше в экспрессивном и стилистическом инструментарии, нежели в сущности), но ведущие к некоему общему высокому смыслу – в котором им всем и предстояло встретиться.
Отличие фаэзии (фантастической поэзии) от этих направлений в том, что она неотъемлема от Крыма и неразрывна с ним. Мистичность и сила полуострова, напластования его культур и архетипов – остальным направлениям всего этого явно не хватает. Также фаэзии присущ философско-культурологический дискурс буквально во всем. Малейший сон, дремотное видение, шелест ветки или падение листка фаэт может охарактеризовать с точки зрения, например, того, что бы подумала об этом Пенелопа. Кажется, это абстрактно и беспредметно, и никакого отношения не имеет к жизни? А если посмотреть с другого ракурса: насколько это глубинно! Какой пласт времен, знаний, чувствований, какая их – буквально вулканическая! – трансформация, когда (в продолжение геологической образности) из одной породы метафорически рождается нечто качественно совершенно другое, и уже это другое, но рожденное из того первого, фигурирует в нашем мире. И по-настоящему понять его можно, лишь поняв то, из чего оно родилось и какими путями менялось.
Фаэт Валерий Гаевский
Да, завернула круто. Елена Коро еще круче может. Понятно, что обыденному сознанию все это не нужно абсолютно. Люди даже пугаются подобных вещей, со страхом думая, что чем больше в их голове абстрактных знаний, тем меньше в ней останется места на «правильные мысли» на тему обустройства, обзарабатывания и обпокупания своей жизни. Что ж, пусть боятся, а мы продолжим.
Фаэзия зародилась в 2003 году, впервые была представлена на фестивале фантастики «Фанданго» в том же году. С тех пор был написан и опубликован большой ряд теоретических материалов, литературно-критических статей и филологических исследований об этом литературном направлении. Кроме Елены Коро, а также автора этих строк и еще ряда крымских писателей и филологов, о фаэзии писала кандидат филологических наук Ольга Скобельская (Черкассы), ее отмечал своим вниманием создатель метаметафоризма, номинант на Нобелевскую премию Константин Кедров (Москва), фаэтическими произведениями (теорией и собственно фа-поэзией) украшали свои страницы такие издания, как «Черное море», «Брега Тавриды» (Крым), «Журнал Поэтов» (Москва), «Южное сияние» (Одесса), «Отражение (Донецк) и ряд других. Вечера фаэзии с неизменным интересом (хотя, понятно, с интересом для «элитного» количества публики — знатоков и ценителей) проходят на различных фестивалях и творческих собраниях.
И все же, я воспринимаю фаэзию скорее непубличным явлением. Да, ей нужно иногда выйти и «себя показать», но основная ее суть лежит во внутреннем мире фаэта, его пересечении и взаимодействии с миром тонким, его внутренней работе. И результаты этой работы все же предпочтительнее читать, чем слушать. Ибо фаэзия требует – и достаточно настоятельно требует! – внутренней работы и прорывов за пределы обыденности и от воспринимающего ее.
Как отмечает один из фаэтов, Валерий Гаевский: «Для меня фаэзия и поэзия – это способ ращения в себе образа Божьего» – и добавляет: «И в человеке вообще». Это как бы упрощённая формулировка всего того, что описано в теории фаэзии довольно сложными терминами. Для автора этих строк, как фаэта, тоже все довольно просто: для меня фаэзия – это поэзия о высоком, все то, что противоположно стихам о земном: любовной и гражданской лирике, психологии, социальным проблемам, актуально-преходящему, «однодневкам», «депрессне» и «соплежеванию» и т.п., что, собственно, и составляет поэзию традиционную. Другое дело, что четких границ нет. Может и любовная лирика быть трансцендентной, может и гражданское стихотворение нести в себе такую геокультурную глубину, что не отграничишь его от метареального. А может поэту понадобиться сопоставление обыденности с высокими мирами фантазий, а может – и противопоставление… А бывает, что смысл написанного тобой высок, а стилистика и образность – просты и традиционны, метафора не выходит за рамки просто метафоры. Или наоборот: тема абсолютно земная, даже грубая, а образность – трансметафорическая. И такое возможно. Фаэзия ли это? Четких границ нет, по крайней мере, для меня, поэтому я не отношу себя к числу только и исключительно фаэтов. Как и Валерий Гаевский, и Ана Дао.
Фаэт Ана Дао
Елена Коро относит, утверждая, что все ее книги (а именно : «Я легкий образ мира», «Фаэт-крым: карта странствий», «Часы», «Сказки для Бога») – фаэтические. Возможно. И даже Воз-нужно (сверх-нужно) для формирования самого «тела фаэзии» и ее цельного образа: основатель фаэзии и ее проводник должен быть только фаэтом, фаэтом в целом, включая систему мышления и даже образ жизни. Только тогда образ фаэзии, ее «личность» выкристаллизуется полностью и обретет живые, человеческие – или, как сказали бы философы, – богочеловеческие черты.
И все же на первом месте человек. И не какой-то отдельный, «элитный» — а человек вообще. Ибо фаэзия существует для всех. Кажущаяся ее недоступность пониманию – это всего лишь недоступность сна – в том смысле, что никто не в состоянии пригласить тебя посмотреть с ним его сон. Сны – исключительно индивидуальны. И в то же время, каждый может своим сном с другим поделиться. Да, он обретет в словах некий другой язык и перестанет быть непосредственно самим сном, но та его главная честь, которая доступна в переносе словом от одной души к другой, – она может стать достоянием каждой души. Такая вот индивидуалистичная всеобщность и всеобщая уникальность.
Такая она, фаэзия, в моей интерпретации. В понимании другого фаэта она может оказаться другой. Мне могут даже сказать, что я «не понимаю фаэзии». Но: есть прекрасный цветок – а есть его биологический срез и описание. Можно понимать его как совокупность законов ботаники, а можно – просто как красоту. Так и с фаэзией: ее можно – и лично мне даже предпочтительнее – воспринимать интуитивно, в самом процессе творческого выхода за пределы сознания, вне терминов и теорем, игр ума и точностей. За пределами ума, шире его и всеохватнее. Да, интеллектуальная восставляющая, глубокие знания, эрудиция – есть украшение фаэзии, но не ее «всё». Фаэзия – нечто, объемлющее ум и включающее его в себя, а не наоборот.
И она всегда останется собой – неповторимейшим явлением Крыма, его душой, сущностной его частью.
