Акулы

Наш СЧС (средний черноморский сейнер), входивший в состав четырёх судов специальной рыболовецкой экспедиции, мерно постукивая несильным двигателем, всё ближе приближался к порту очень богатого арабского государства, где оно будет приписано на время обучения иностранными специалистами нашего экипажа лову креветки.

Когда в Чёрном море разыгрался сумасшедший силы шторм, во время которого меня выбросило за борт и я чудом остался жив, наших два СЧС взяли по одному на буксир каждый из идущих впереди СРТМ (средний рыболовный траулер морозильный)[1]. После шторма все суда продолжили путь самостоятельно. 

Это был мой первый рейс за границу. Меня интересовало всё, что было на судне. Особенно нравилось стоять у штурвала и управлять судном, чему я быстро научился. Те, кто не был на вахте, всё свободное время проводили на палубе. Так как ярко сияло тёплое солнце, мы раздевались до пояса и загорали, рассказывая не первый раз старые анекдоты, от которых уже не смеялись.

 Иногда на пути встречались советские и иностранные суда – сухогрузы гигантских размеров. Завидуя их скорости, провожали взглядом, пока они не скрывались за горизонтом. Самым большим развлечением было смотреть на дельфинов, которые, встретив наше судно, пристраивались в нескольких метрах от носа и шли впереди, красиво рассекая морскую гладь.

Если судно меняло скорость, дельфины, не прилагая видимых усилий, продолжали находиться на одном и том же расстоянии от него. Как у них это получилось, уму непостижимо. Казалось, что двигались не живые существа, а кем-то запущенные и управляемые невидимой силой одушевлённые послушные торпеды. Хотелось с ними заговорить, чтобы услышать разумный ответ. Все любовались дельфинами, пока они не исчезали так же неожиданно, как неожиданно появлялись.

***

 Судно шло по Персидскому заливу, когда мотор сначала зачихал, прерывая на какое-то время своё ритмичное тарахтенье, а затем заглох окончательно. Наступила непривычная тишина. Механики сказали, что необходим ремонт, на который потребуется не меньше двух часов.

Глубина позволяла бросить якорь, хотя этого можно было не делать, так как море было абсолютно недвижимо. Его поверхность, как отполированное стекло, на солнце ярко блестела, местами переливая всеми цветами радуги. Казалось, что можно спокойно встать на его поверхность и скользить по нему, как до предела гладкому льду.

Пока судно было в движении, наши разгорячённые тела обвевал слабый ветерок. Когда судно остановилось, мы лишились этой скромной благодати. Стало жарко, сразу захотелось пить, а ещё больше — искупаться в море. В душе вода была тёплой, как парное молоко. Она нисколько не охлаждала тело. Все, за исключением кока Филимона, попавшего на судно с Западной Украины, были керчанами, умеющими хорошо плавать.

Команда стала уговаривать капитана разрешить окунуться в манящем своим спокойствием и красотой море. До этого рейса наш капитан ходил в моря и океаны на больших рыболовецких судах и никогда не видел, чтобы члены команды купались в океане. Он недолго сопротивлялся нашим просьбам. Разрешение было получено.

Мы быстро опустили за борт верёвочный трап, который на полметра погрузился в воду. Так как у СЧС невысокие борта, то все, кто хотел, с одного из них с восторгом и криком азартно попрыгали в воду. На судне остались два механика, продолжавшие ремонт двигателя, капитан, старпом и кок Филимон, который не умел плавать.

Капитан приказал всем купающимся находиться недалеко от судна, ни в коем случае не отплывая от него далеко, так как не было исключено появление акул, хотя их мы до этого не видели. Дельфинов видели постоянно, а вот акул ни разу. Это нас успокаивало.

***

 Я, проявив непослушание, решил показать, что могу плавать кролем, брассом и баттерфляем. Не зря же в юности занимался в секции плавания и даже имел третий разряд. Проплыв вперёд разным стилем, я развернулся назад. Оказалось, что я отплыл от судна довольно далеко, на несколько десятков метров. Меня поразило, что в море никого из ребят не было. Все стояли на судне, смотрели в мою сторону, размахивая руками и, держа ладони рупором, кричали вразнобой, отчего невозможно было понять, что они кричали.

Я поплыл к судну, подумав, что мотор уже отремонтировали и судно собирается идти дальше, потому купающиеся поднялись на борт. Но чем ближе я подплывал к судну, тем лучше видел перепуганные лица членов команды. Наконец я ясно услышал их истошные крики: «Акулы!»

 Спокойствие моментально покинуло меня. Почему-то нелепо сразу же пришёл на ум рассказ Льва Толстого «Акула», который читал в далёком детстве. Подумал, что там, на судне, была пушка, из которой капитан пальнул в акулу, спасая сына от смерти, а на СЧС не было никакой пушки, даже хулиганской рогатки.

Работая что было силы руками и ногами, я вспомнил, что чудом остался жив, когда в Чёрном море в сильнейший шторм свалился за борт, а вот в Персидском заливе окажусь разорванным и съеденным прожорливыми акулами… Хорошо, что от таких страшных мыслей меня не схватила судорога.

В это время ребята метались по палубе, что-то бросая в море. Так хотелось, чтобы кто-нибудь из них был рядом со мной, лишь бы не быть одному в этом смертельно опасном море. Но кто рискнёт прыгнуть в воду, в которой носятся акулы! Надо было надеется только на самого себя.

 Ещё несколько отчаянных гребков — и я возле спасительного трапа. Едва я схватился обеими руками за трап, как почувствовал, как что-то мощное шершаво-скользкое коснулось моей спины. Казалось, что большим куском наждачной бумаги кто-то сильно провёл от одного до другого бока ничем незащищённого туловища.

Как я оказался наверху, не представляю и не помню. Это я сделал не думая, автоматически. Ребята ахнули, когда увидели, что следом за моими ногами, которыми я перебирал верёвочные перемычки трапа, на мгновение показалась раскрытая пасть громадной акулы. Челюсти её сошлись, зажав нижнюю часть трапа.

Акула исчезла под водой, а вместе с ней кусок трапа. Но я, подхваченный товарищами за руки, уже был на палубе.

***

Я тяжело дышал, не до конца понимая, что со мной произошло. Каждый из команды старался подойти ко мне и по-дружески обнять, поглаживая мою покрасневшую спину. Особенно долго обнимал мой друг Валера, который всего несколько дней назад помог мне выбраться из бушующего моря. У него в глазах стояли слёзы радости.

И только один капитан, подойдя ко мне и недобро сверля глазами, обложил набором непечатных фраз, каких от него никогда мы раньше не слышали. Если бы меня сожрали акулы, не быть ему больше капитаном и членом КПСС.

 Героем дня заслуженно оказался Филимон. Когда он увидел, как ребята всё, что попадало под руки, бросали в море, чтобы отвлечь внимание голодных акул, забежал на камбуз, схватил громадную кастрюлю, в которой на обед команды была сварена каша, подбежал на нос судна и стал её сбрасывать в море. Акулы, перестав плавать возле борта судна, ринулись к тому месту, где можно было полакомиться матросской вкуснятиной.

Одна из них задержалась к дармовой трапезе, и потому она встретилась со мной, спеша к своему акульему стаду. До этого все, кто плавал недалеко от судна, услышав, как кто-то с палубы крикнул «акулы!», тут же с ловкостью обезьян по трапу взобрались на судно, пережив небольшой страх, который быстро прошёл.

Так как я акулами оказался отрезанным от судна, то все с ужасом наблюдали за тем, как акулы метались вдоль борта, ожидая свою жертву.

***

 Акулы долго не отходили от судна, видно, надеясь получить ещё порцию понравившейся каши. О том, что акулы были очень голодны, мне продемонстрировал Валера. Он бросил в море несколько перегоревших и целых электрических корабельных лампочек, которые тут же были проглочены акулами. Это было очень неприятное зрелище. Я представил, что стало бы со мной, попади я в пасть этих неразборчивых в еде прожорливых акул.

 Потом, когда наше судно стояло в арабском порту, никто из членов команды ни разу не попросил капитана разрешить поплавать в ласковом спокойном море. Не стёрлась из памяти первая и последняя встреча с акулами в открытом море, которая чуть не закончилась трагедией, особенно для меня.