Кощунственно, мерзко, похабно — русский язык богат на определения того, что опять позволил себе этот французский еженедельник: высмеивать человеческое горе может только полностью расчеловеченное существо. То есть руки-ноги и даже подобие головы на месте, а вместо души и мозгов — пустота. Вакуум.
Сразу скажу: от меня не дождетесь злорадного «правильно их в январе расстреляли» — я бы это написала с чувством глубокого удовлетворения только тогда, когда бы это случилось по приговору суда. Расстреливают же по приговору суда в Штатах, хотя нас уговорили, что это безнравственно…
Может, оставшиеся в живых после того расстрела высмеяли гибель 224 человек, из которых 17 детей, именно потому, что не было суда и им просто не объяснили на пальцах, что смеяться над горем нельзя? Впрочем, если мама им это не объяснила в розовом детстве, то сорокалетним лбам это уже не растолкуешь. Хотя я полностью отдаю себе отчет в том, что в борьбе за «свободу слова» французский суд не согрешит смертной казнью. Зато эти существа очень хорошо понимают язык юристов: западный мир любит и умеет судиться, теряя или обогащаясь на исках на миллионы евро и долларов. Они хорошо понимают, когда к ним залезают в кошелек.
Но такого не случится. Те несколько тысяч подписчиков Charlie Hebdo, кто увидел эти приведшие в ужас российского читателя картинки, в суд не подадут: они привыкли к такому, у них «окно Овертона» уже имеет столь широкий диапазон, что даже Гитлер для них давно уже не мировое зло, а всего лишь герой комиксов. Вряд ли оформит свое возмущение в виде иска и российский читатель: рядовому юристу, пусть даже неравнодушному и возмущенному, не хватит ресурсов, чтобы добраться до Парижа, а у государственных структур слишком много привходящих, чтобы идти на обострение, пусть и с частной, но зарубежной фирмой.
Поэтому остается моральное осуждение.
Вспомните, как нас в наивных 80-х ловили на отрицании советских ценностей? Нет, я не хочу их чохом защищать, просто пытаюсь понять, как действовало то самое «окно возможностей». «Весь мир насилья мы разрушим до основанья…» — казалось бы, что в этом плохого? Кому нужен «мир насилья»? Другой вопрос, что под это «разрушение» попали невинные и невиновные… Но в тех строчках хотя бы была сформулированная мечта, в которой «кто был ничем, тот станет всем».
Но общество услышало этот «ржач» над тем, во что верили целые поколения нашей большой страны в прошлом веке. А потом этот «ржач» превратилась в настоящую ржавчину, которая и по сей день разъедает наше общество. Именно отсюда, из тех 80-х, а вовсе не из 90-х, и эти макаревичи, и ахеджаковы, и басилашвили. Они просто не успели вовремя затормозить — издеваясь над брежневским «застоем», они слишком поверили низвергателям «основ», не поняв, что стали жертвой обыкновенных, банальных манипуляций.
Вполне допускаю, что такие вот макаревичи-ахеджаковы действовали бесплатно, то есть не получая «печеньки» из госдепа. Их получали другие, которые рассказывали им, как плохо им в Советском Союзе жилось, а особенно отвратительно — в путинской России. А они в это свято верили и рассказывали своим поклонникам, что вера их свята. И сейчас они так же свято верят, и об этом пишут, в том числе и в моем аккаунте, что после Крыма у них настала невыносимая жизнь, они на грани голода и не могут выехать за границу.
Ну, скажем, за границу как-то ездят даже крымчане, которых чохом ограничил Запад в правах, лишил многих современных радостей в жизни. Это так демократично…
Говорят, журналистика — зеркало жизни. Мол, что происходит вокруг нас, то работники пера и микрофона и отражают в своих СМИ. Если мы в это поверим как в аксиому, значит, сделаем допущение, что художники, работающие на Charlie Hebdo, уловили «социальный заказ» на «ржач» по отношению к тем, чьи трупы именно в эти минуты пытаются найти их родственники в питерских моргах. Что, французы так хотели смерти россиян, что готовы над этим издеваться?!
Ни за что не поверю!
Даже та Франция, сегодняшняя, современная, напичканная эмигрантами из Африки, Турции и арабских стран, которую я совсем не знаю, потому что не была там последние тридцать лет; даже та окраинная Франция, которая жжет машины и бьет копов, я точно знаю, не способна злобно смеяться над смертью ребенка. На это способна кучка карикатуристов, называющая себя журналистами.
Они этим бравируют: в подзаголовке еженедельника стоит пометка «Безответственная газета», а девизом взяты слова «Все можно извинить». Всё?!
В заголовок я вынесла слова Марии Захаровой, официального представителя МИД РФ, которая коротко и емко выразила свое возмущение публикацией еженедельника: так емко и четко человек обычно выражается в стадии крайнего возмущения: «Еще кто-то Шарли?» Понимаю, что слова эти больше обращены к российской публике, рвавшей армани на груди в январе с воплями «Je suis Charlie». Только вряд ли адресат устыдится: они до конца жизни будут уверены, что всё, что ни делается в Европе — это шик-блеск. И даже Украина их в обратном не переубедит.
…И все же мне очень-очень хочется, чтобы в России нашлись те, кто сможет подать в суд на публикацию это расстрелянного, но неубитого «Чарли».
