ПАМЯТИ ОСНОВАТЕЛЯ ИНТЕРНАЦИОНАЛЬНОГО ДВИЖЕНИЯ ДОНБАССА ДМИТРИЯ КОРНИЛОВА ПОСВЯЩАЕТСЯ
Событие, которому 18 ноября 2015 года исполнится 25 лет, для своего времени было назревшим и необходимым. С другой стороны, те же самые условия, существовавшие четверть века назад, способствовали тому, что событие, о котором пойдет речь, в тот момент не произвело должного резонанса.
Итак, в одну из ноябрьских суббот 1990 года, когда небо над Донецком было затянуто низкими облаками, около Дома политического просвещения (сейчас в этом здании, построенном в 50-х годах прошлого века, размещается Центр восстановления Донбасса) было оживленно. С разных концов региона в областной цент съехались делегаты Учредительной конференции организации, получившей название Интернациональное движение Донбасса (ИДД).
Учредительной конференции предшествовали собрания сторонников пересоздания союзного государства (не обязательно под названием «Союз Советских Социалистических Республик») на трансформированной основе, на основании принципов политической и социальной демократии. Само собой, такой подход к формированию обозримого и более отдаленного будущего был воспринят украинскими националистами как абсолютно враждебное им течение, препятствующее достижению их тогдашней генеральной цели – выходу Украины из Советского Союза.
Забегая немного вперед, уместно привести реплику одного из «свiдомих», брошенную на митинге в адрес «интернов» уже летом 1991 года: «Цi – ще хуже комунiстiв».
Для дискредитации Интердвижения Донбасса, даже еще до его официального создания, сторонниками украинской самостийности в ход были пущены приемы, применявшиеся против антинационалистических движений в остальных союзных республиках: мол, интернационалисты-антифашисты — всего лишь «коммунистическая номенклатура» и «союзная бюрократия»; публика, желающая выслужиться перед тоталитарной властью в собственных карьеристских целях. То ли дело, мы, демократы под желто-голубым флагом и с тризубом – настоящие заступники народа и к тому же бессеребренники.
По правде говоря, в той атмосфере, чтобы открыто заявить: да, я интернационалист, и против развала Союза, — надо было иметь в себе немалую дозу психологической стойкости и запас нонконформизма.
Процессы, приведшие к созданию в одном из основных промышленных регионов союзного государства – Донбассе своего Интернационального движения, происходили на протяжении определенного времени, внешне не всегда заметно, но неуклонно.
Участник ИДД «первого призыва» донецкий шахтер Евгений Маслов (сейчас, к сожалению, покойный) вспоминал, как еще летом 1987 года он по какой-то своей надобности поехал в Киев. Однажды днем шел по Крещатику, как вдруг увидел человека, идущего с желто-голубым флагом в руках. Нетрудно представить, какие ассоциации у жителя Донбасса вызвал один только вид этого «символа». Шахтер из Донецка подошел к этому «прапороносцу» и со всей резкостью спросил, как понимать его дефилирование с фашистским флагом. В ответ Евгений Маслов услышал то, что впоследствии националисты всегда отвечали на такие же претензии: вы ничего не понимаете, вы одурачены советской пропагандой, а этот флаг – символ борьбы за свободу, которому уже много лет, и поднимали его еще древние украинцы.
Как еще тогда показало недалекое будущее, спорить с такими «доводами» логически или посредством элементарной исторической грамотности оказалось занятием бесполезным. И это обстоятельство послужило предпосылкой того, что весной 2014 года в качестве аргумента для продолжения «дискуссии» с фашиствующими путчистами люди Донбасса были вынуждены применить автоматы Калашникова, а также оружие более крупных калибров. Тут уж не то, что чего-то «третьего», но и ничего другого было не дано.
Тогда же, в 1987 году, за 27 лет до начала войны, Евгению Маслову бросилось в глаза, что на Крещатике прохожие с полным безразличием обминали человека, открыто несшего флаг, глубоко враждебный стране, в которой они жили. Шахтер из Донбасса, хоть и не был знатоком исторических закономерностей, но от увиденного у него осталось впечатление, что тут что-то не так, и это «не так» может обернуться чем-то очень плохим.
В последующие два-три года политическая карусель на просторах Советского Союза закручивалась все круче. В мае 1989 года открылся Первый Съезд народных депутатов СССР. Страну охватило состояние, представляющее из себя смесь из демократической эйфории, переходящей в лихорадку ожидания непонятно чего и сопровождающейся все нарастающим потоком самобичевания и саморазоблачения тоталитарного советского прошлого.
Надо отметить, что идеи демократии и демократизации советского (пока еще) общества, приобрели неподдельную популярность. Демократических преобразований вполне искренне хотели и люди, вошедшие в дальнейшем с националистами в непримиримый клинч. Все это было, пожалуй, неизбежным следствием кризиса советского общества. Истоки и причины этого кризисного развития – тема отдельная.
На протяжении «перестроечных» лет во всех республиках Советского Союза успели возникнуть националистические партии и движения. До поры до времени они маскировались под литературные, культурно-исторические, культурологические или даже экологические организации и общества. И неудивительно, что бурный демократический поток они не замедлили приспособить к своим потребностям, маскируясь под «демократов» и находя в демократическом половодье свою питательную среду. Распознать «коричневое» перерождение общедемократических перемен было не просто и не каждому по силам. Так происходило везде. Донбасс и его неформальная столица — Донецк исключения из общей тенденции не составляли.
Но «первая ласточка» осознания истинной сути происходящего должна была появиться, и она «прилетела».
На Съезде народных депутатов СССР и в целом в политике еще продолжались летние каникулы, когда 31 августа 1989 года в одной из аудиторий факультета романо-германской филологии (теперь это факультет иностранных языков) Донецкого Государственного университета (ДонГУ), на одиннадцатом этаже главного университетского корпуса, собрались несколько человек, назвавшие себя «группой обеспокоенных граждан».
Среди собравшихся были братья Дмитрий (выпускник факультета романо-германской филологии 1984 года, на фото вверху) и Владимир (в то время — студент исторического факультета ДонГУ) Корниловы, преподаватель «романо-германского» факультета, полиглот Евгений Царенко и еще люди примерно такого же круга.
«Обеспокоенные граждане» сошлись в том, что в Донбассе так же, как и в целом по стране, нарастают тревожные, грозящие вполне узнаваемыми из объективного, а не превратного, модно-«демократического» понимания истории, последствиями. Ни у кого не вызывало сомнений, что надвигающейся опасности надо противостоять всеми имеющимися силами, и, безусловно, стремиться к тому, чтобы фронт таких сил непрерывно расширялся. На этой же «сходке» было принято решение приступить к созданию в Донецком регионе антифашисткой, борющейся против украинского национализма организации. Для будущего объединения тут же подобрали и условное рабочее название: Интернациональный фронт Донбасса.
События подстегивали создание в Донецком регионе крупной антинационалистической организации. Особенно это стало ясно после весны 1990 года, когда прошли выборы в Верховные Советы союзных республик. В Верховном Совете УССР украинские националисты формального большинства не имели. Но они быстро объединились в действующую по единой указке группу из 176 депутатов, объявившей себя «Народной радой». Им, по идее, должна была противостоять группа из 239 депутатов, представлявших из себя «прокоммунистическое» большинство. Но на деле это большинство оказалось способным только на то, чтобы подыгрывать националистам и сдавать одну позицию за другой.
Правда, отмечу сразу, что не спешу обрадовать этим фактом современных «белых патриотов», особенно таких, кто, являясь взрослыми людьми сейчас, 25 лет назад в силу возраста не могли принимать в политике никакого сознательного участия.
Определение «прокоммунистическое большинство», я, не имея возможности слишком углубляться в ситуацию 1990-1991 годов, применил в формальном смысле. Коротко скажу только так, что уже в те годы наличие в кармане партийного билета КПСС перестало быть решающим опознавательным признаком политических взглядов, равно, как и отсутствие у человека «красной книжки». Интернациональное движение в Донбассе организовывали беспартийные люди, считавшие однако главной угрозой стране фашиствующий национализм, по определению, густо приправленный еще и отъявленным антикоммунизмом — но не стагнирующую и шедшую навстречу своему объективному концу КПСС.
В Донбассе показателем размежевания демократов-антифашистов с фашистами, прикрывающимся демократией, еще в марте 1990 года стало отношение к решению Верховного Совета Литвы о выходе этой республики из Советского Союза. В поддержку этого решения местные «демократы» созвали в одном из парков Донецка митинг. Сборище вышло немноголюдным, но показательным с точки зрения того, кто есть кто.
Организация интернационалистов, по естественной логике вещей, начала поиск своих сторонников, основываясь на принципах антифашистского народного фронта. Всех, кто не мог не видеть развала экономики, фашизации языковой политики и всей гуманитарной сферы, кого уже тогда охватывало предчувствие гражданской войны, звали отбросить традиционные политические противоречия и объединиться для отпора украинскому национализму. В создаваемую организацию приглашались все: «красные» и «белые», республиканцы и монархисты, атеисты и верующие, «государственники» и анархисты.
В сентябре 1990 года, 18-го числа, в газете «Вечерний Донецк» в разделе частных объявлений можно было прочесть пару таких строк: «По вопросу создания Интернационального Движения обращаться по …». Дальше следовал номер домашнего телефона Дмитрия Корнилова.
Ровно через два месяца название, указанное во внешне неприметном уведомлении, стало официальным для созданной антинационалистической организации региона. Председателем Интернационального движения Донбасса был избран Дмитрий Корнилов.
Наиболее подходящей формой для организации было признано политическое движение, воспринимающееся как более широкое объединение, чем фронт. Да и на слух «движение» звучало более привлекательно и демократически, что, в общем, соответствовало духу того времени.
Сейчас важно правильно понимать, в каких обстоятельствах пришлось действовать Интернациональному движению Донбасса, как и то, что движение представляло собой при взгляде изнутри.
Вспоминается такой эпизод. В августе 1991 года, 7 или 8 числа, то есть, чуть более, чем за десять дней до истории с Государственным Комитетом по Чрезвычайному положению (ГКЧП), автор этих строк разговаривал по телефону с частницей ИДД учительницей Ольгой Маринцовой. Как это было тогда обычно, обменивались мнениями о текущей ситуации. И пришли к общему вводу, что объявление в стране чрезвычайного положения ни чему хорошему не приведет. Дело было даже не в том, что с введением чрезвычайных мер союзная власть упустила момент, а в том, что такого момента вообще не существовало.
Если это уместно, то приведу картежное сравнение. «Карта» чрезвычайного положения была выброшена из политического расклада в отбой. Причем, ее изъяли из еще неразыгранной колоды. Сделано это было в превентивном порядке политиками-«демократами», а также «демократическими» средствами массовой информации. Они гораздо раньше захватили доминирующие позиции. На любого, кто заикался хоть о какой-то «чрезвычайке», немедленно навешивали ярлык «сталиниста», реакционера, противника демократии и вообще всего лучшего и прогрессивного.
Но через каких-нибудь двенадцать дней после упомянутого телефонного разговора двух провинциальных любителей политики несколько высших руководящих деятелей Советского Союза не придумали ничего более оригинального, чем вытащить из отбоя заведомо побитую и крапленую карту. С такими картами даже дураков в дурака не обыграешь.
Члены ГКЧП выпустили из вида и тот факт, что к тому времени одним из самых инфернальных моментов отечественной истории было объявлено смещение со всех партийных и государственных постов Никиты Хрущева в октябре 1964 года. Как известно, советский лидер оправился отдыхать в Сочи, а собравшийся в его отсутствие пленум ЦК КПСС без лишних проволочек провел нужное решение. По мысли «перестроечных демократов», которую они успели вложить в уши и мозги широким слоям общества, тогда-то и наступил конец «демократии оттепели».
А сейчас (в 1991 году) заговорщики среди партийной и государственной верхушки также только и заняты тем, что выжидают момент, удобный для антидемократического переворота. «Гекачеписты» и тут, словно по заказу, выступили по заранее заготовленному, но не ими, а против них, сценарию и сами себя загнали в ловушку.
Персональный состав Интернационального движения Донбасса с самого начала был пестрым, и в этом также присутствовала своя, не сразу открывшаяся закономерность.
Одним из первых направлений, где украинский национализм повел свое наступление, было поле применения украинского языка и наряду с этим извращение истории и всей гуманитарной сферы.
Но, что же, сделали донецкие лингвисты, историки, филологи литераторы, которые даже с чисто профессиональных позиций могли бы разоблачить абсурдность националистических теорий?
А ничего! С них, как говорят, сталось. Ни одного голоса против националистического угара.
Донбасс оставался мощнейшим промышленным регионом, работавшим за счет обширных и многогранных связей с практически всеми отраслями и предприятиями Советского Союза. Не надо было быть специалистом в экономике или в производстве, чтобы понимать: с развалом Союза промышленность Донецкого бассейна согнется, а со временем и рухнет.
Однако со стороны профессиональных экономистов и производственников — полный молчок!
Лишь однажды, в ноябре 1991 года, в газете «Вечерний Донецк» вышла статья заместителя начальника Областного управления статистики Котельникова, где на фактах и цифрах доказывалось, что игры в самостийность для экономики региона окончатся плохо. Но единственный трезвый голос утонул в наукообразных «выкладках» противоположного толка.
Но кому, как оказалось, надо было «больше всех»?
Разве не нашел бы для себя применение в изменившейся ситуации учитель английского языка Дмитрий Корнилов, разговаривавший по-английски не хуже, чем по-русски? Наоборот, учить английский язык стало тогда необычайно модно, многие на этом рассчитывали сделать престижную карьеру. Ну и занялся бы Дима репетиторством и переводом текстов. Но он пошел в политику, избрав направление, не сулившие выгод и карьеры.
Адвокат Виктор Филиппенко также занимал должность, которая в новых обстоятельствах могла быть очень даже выгодной и денежной. Зачем ему-то понадобилось какое-то Интердвижение?
Шахтер, в 1991 году уже пенсионе Евгений Маслов мог бы вообще махнуть рукой на все и наблюдать за событиями со своего огорода.
У подземного электрослесаря с шахты имени Челюскинцев Виталия Хомутова также была работа, да и домашних дел хватало. Но в Интернациональное движение пошел и он.
То же самое можно сказать и о другом слесаре, работавшем только не в шахте, а на жилищно-коммунальном предприятии, Викторе Миронцеве.
Учительница истории средней школы Ольга Маринцова также запросто могла бы последовать примеру своих многочисленных коллег: спокойно продолжать учить детей своему предмету, но уже по «перекрученным» учебникам. Но, видно, именно это ей покоя и не давало.
Сергей Чепик по диплому – химик, также выпускник Донецкого государственного университета, работал на разных работах. Мог бы также сосредоточиться исключительно на повышении личного благосостояния. Но в политику пошел и он.
Игорь Сычев работал в то время диспетчером на заводе холодильников, известном сегодня как завод «Норд». Ну, диспетчеров на этом заводе, так же, как и на других, хватало… Все остальные вполне обошлись без политики.
Ирина Попова в 90-х годах работала в разных местах. Была и «челноком», пробовала себя и в частной торговле. Участие в политике и к этим занятиям не больно-то клеится.
Список похожих примеров можно продолжить. Всего их наберется где-то полторы сотни.
Знать об этих примерах полезно не только само по себе, а и потому, что они отразили некоторую неизбежную закономерность. Интернациональное движение Донбасса, задуманное как широкий политический и социальный фронт, на деле осуществилось в виде сравнительно небольшой организации «разночинцев».
Глядя на вещи трезво и, тем более, с некоторой временной дистанции, этого и следовало ожидать.
Правильно говорят, что кризисное развитие, социальный и политический кризис может являться следствием ошибок, неадекватных или запоздалых решений и действий.
Но кризисы крупных масштабов — это в большей степени итог как раз успешного развития, результат выполнения определенных исторических задач, показатель того, что некоторый исторический проект выработал свой ресурс и подошел к самоисчерпанию.
В Советском Союзе было построено бесклассовое общество, правда, возможно в своем несовершенном, «первобытном» варианте. Но и этого хватило, чтобы определенные закономерности, интересы обществ, известные в истории как классовые, выработались и стали проявляться по убывающей, стремясь к исчезновению. Теперь понятно, что в силу таких обстоятельств на закате Советского Союза нигде не могло получиться широкого «межклассового» народного фронта, объединенного хрестоматийно понимаемыми интересами. К тому же в Донбассе как в старом промышленном регионе, бывшем одним из основных источников и двигателей продвижения к бесклассовому обществу, объективный результат пройденного пути проявился наиболее рельефно и выразительно.
Вопреки прежним представлениям (имевшим, надо признать, не досужий, а вполне выверенный для своего времени характер) о переходе от классового общества к обществу без классов, его первый более или менее очевидный итог вовсе не оказался рисовавшимся ранее блестящим будущим, свободным от социальных, межнациональных и международных конфликтов.
В исторической России «предком» преобразовательского движения в сторону бесклассового общества был период дворянской революционности, ассоциирующейся прежде всего с восстанием декабристов. На смену узким кружкам дворянских революционеров пришло, как известно, более широкое разночинное движение, являвшего собой разночинный период революционности.
Но революцию и последующие преобразования совершить по силам оказалось только определенному классу, сумевшему также возглавить всех, кто к нему присоединился.
Эта историческая сила сумела сделать все, что могла, и к началу 90-х годов 20-го века израсходовала весь свой ресурс. По этой причине, по мере самоисчерпания «классового» периода отечественной истории, отечество всеми со своими жителями незаметно для самих себя «провались» в новое издание «разночинного» периода.
«Провал» этот, помимо прочего, означает, что социальное развитие само по себе никогда не останавливается. Надо только понимать, что наступившее будущее имеет свойство воспроизводить определенные черты, казалось бы, давно ушедшего прошлого.
Так и воспроизведшийся «разночинный» период исторического движения, частью и проявлением которого явилось Интернациональное движение Донбасса, представляет собой обратную последовательность, «зеркальное» отражение пути, пройденного страной с начала 19-говека до 1917 года. Только движение осуществляется как бы в обратном порядке, где на смену «разночинцам» вновь приходит совсем уж узкая «кружковость», знаменующая однако собой распад и ликвидацию классов в их «классическом» понимании.
Советская история началась также как кульминация длительного периода в истории человечества, который условно называется просвещением или модерном. Его первые проблески можно отнести еще к началу 13-го века.
Но кульминация этого периода, наступившая в ходе революции 1917 года, стала также началом завершения мирового модерна. Завершился модерн с распадом Советского Союза в результате «Термидора» Октябрьской революции. Следующие стадии постсоветской истории – это уже постмодерн, время, когда нормы просвещения или престали работать, или стали проявляться в трансформированном, не всегда распознаваемом виде. В этом также причина того, что создавать массовые партии и другие политические движения «снизу» теперь не получается.
Опыт Интердвижения Донбасса показал и это.
Год создания ИДД – 1990-й — также был годом юбилея победы Советского Союза в Великой Отечественной и Второй Мировой войнах. И в этой связи также не уйти от вопроса: почему в стране, победившей фашизм, через 45 лет после Победы вдруг понадобилось создавать антифашистский народный фронт?
Отчасти потому, что Победа 1945 года в Советском Союзе не осмысливалась в истинном историческом контексте. Надо признать, что не воспринимается и сейчас.
Еще в 1871 году тогдашний премьер-министр Великобритании Бенджамин Дизраэли предрек: «Образование Германской империи будет иметь для мира большие последствия, чем Великая Французская революция».
Эти бы слова — можно и с портретом деятеля их произнесшего — следовало бы разместить на бил-борде к очередной, теперь уже 71-й, годовщине Победы. А рядом поставить широко известное фото с парада Победы 24 июня 1945 года, где солдат-победитель держит в руках опущенный орлом вниз, на брусчатку Красной пощади, личный штандарт Гитлера. И тут же рядом написать также известное широко заключение: «Европейцы войны начинают, русские их выигрывают».
Но надо помнить, что выигрыш войн, особенно крупных — это решение одних проблем и одновременно постановка новых.
В 1917-1918 годах Россия сумела выйти из совершенно невыгодной для себя форме участия в глобальном конфликте между Германией и англо-саксонским миром, который уже не мог быть ничем иным, кроме как мировой войной. Но этот выход стал также способом продолжения участия России в этом конфликте, но уже в совсем новом социальном и историческом качестве. Именно эта трансформация и сделала возможной Победу, которая с полным основанием носит звание Великой.
Однако, добыв в 1945 году грандиозную Победу, советская страна тем самым отправила в прошлое и глобальный конфликт, на ликвидацию которого она была запрограммирована уже самим фактом своего возникновения и в значительной мере благодаря которому возникла. Говоря проще, разделавшись с определенным прошлым, Советский Союз, с некоторой точки зрения, сам лишился смысла своего существования. Тут уж надо было искать новый смысл или, хотя бы, выдавать «новую редакцию» старого. Да еще и понимать, что эти трансформации означают высокую вероятность кризисного развития общества и государства.
А кризис в многонациональном государстве – это всегда всплеск всех разновидностей национализмов: от крупных до местечковых.
Результатом ликвидации глобального германо-англосаксонского конфликта стала и холодная война, развязанная против Советского Союза конкурирующей партией победителей во Второй Мировой войне. Это также была война нового типа, война эпохи наступающего постмодерна. Советская же система возникла, как уже было сказано, в ходе войны классического типа и с самого начала была под нее заточена. Поэтому и холодную войну Советский Союз вел так, словно продолжалась война старого, знакомого ему типа. Примерно как в той поговорке: «Генералы всегда готовятся к войне, но не к будущей, а к прошедшей».
А потому отсутствие понимания вероятности кризисного развития советского общества неизбежно приобрело и геополитическое измерение. Все национализмы, развалившие Советский Союз были еще и проявлением геополитического предательства и стратегического ренегатства. К украинскому национализму это замечание относится, пожалуй, даже в большей степени, чем ко всем остальным «самостийникам».
Эта черта украинского национализма в соединении, конечно, и с другими отталкивающими прелестями, привела к такой еще особенности существования самостийной Украины: в этом государстве происходят те же самые экономические, социально-политические и исторические процессы, что и на всем Земном шаре, однако,осуществляются они в пародийном, карикатурном и извращенном виде. Но именно этот их вид является повседневным, будничным, естественным и единственно возможным.
Именно явление, кричащее больше всего о своей независимости и самостоятельности, на самом деле глубоко не самостоятельный, зависимый процесс, так как представляет собой злокачественное перерождение идей социального и национального освобождения, преобразовавших западный мир еще в 16-19 веках. Украинский национализм вовсю старается копировать становление европейских политических наций, но у него не получается ничего, кроме местечковой примерки столичного платья. Мировой исторический процесс не исключает, а даже предполагает и такое свое отклонение. Как гласит восточная мудрость, единство присутствует во всем, подразумевая множественность граней.
Такие неустранимые черты внутреннего развития незалежной Украины проявились еще и в том, что ее экономическое и политическое существование представляет собой перманентный скандал, что однако, не находит излишне яркого отображения в средствах массовой информации. Можно, конечно, изощрятся в описании разных закрученных интриг и интригующих подробностей, в журналистских расследованиях могут фигурировать сколько угодно жареные факты, высокопоставленные фамилии и умопомрачительные суммы денег, но все это не вызывает ничего, кроме брезгливости и скуки. При виде бури в помойном ведре иначе и быть не может.
Получилось и так, что и идеи Интердвижения Донбасса в определенный период времени также осуществились в виде карикатуры, пародии и извращения. Таким осуществлением стали деятельность Партии регионов, два премьерства Виктора Януковича и его президентства. Проблемой же, помимо прочего, оказалось и то, что пародийные роли тоже надо уметь играть. Но «регионалы» вместе со своим предводителем провалили и этот спектакль. И это обстоятельство послужило проявлением еще одной закономерности происходящего: при всем том, что самостийная Украина в своем роде — исторический фарс, буффонада и дешевая комедия, эти ее отличия таким же естественным и неизбежным образом могут переходить в вполне реальную трагедию. Как эта трагедия может выглядеть в действительности, Донбассу известно с апреля 2014 года.
Бесклассовое общество, возникшее в результате прежних успехов, чей результат, однако, был не понят или оценен превратно, с неизбежностью становится объектом внешних манипуляций. Внешнее воздействие прослеживается в любом общественном кризисе, так было и в России в начале 20-го века. Вмешательство извне носит, как правило, враждебный, разрушительный характер для подвергшегося ему объекта. В таких условиях выживаемость объекта зависит от того, насколько велика его историческая субъективность. Иными словами, способен ли он защищать самого себя.
С конца 20-го столетия формами наиболее радикального внешнего вмешательства в государства и общества, проходящие через кризисную полосу, стали «бархатные», «цветочные» и «цветные» революции. Слово «революция», если речь идет о явлениях с «бархатно-цветными» названиями, следует брать в кавычки. Иначе возникнет методологическая и теоретическая путаница, которая заметно присутствует в политической мысли двух республик Донбасса.
Не вдаваясь в отдельный вопрос, что такое «цветные революции», стоит все же спросить: кто-нибудь слышал, чтобы «цветные революционеры» хотя бы раз навали свои действа контрреволюциями? Ответ будет отрицательным. Потому, что именно понятие «революция», как бы его ни обливали грязью, несет в себе глубокий социально-освободительный и по-настоящему гуманный смысл. На этом «цветные революционеры» вместе со своими внешними кукловодами спекулируют и паразитируют.
Революция, в классическом понимании этого термина, служит также доказательством способности страны к суверенному самостоятельному развитию. На Украине «оранжевая революция» 2004-2005 годов, а теперь и «революция достоинства», извращаются и на этот счет. Сделавшие эти «революции» «революционеры», 10 лет назад и сейчас изображают свои действия как окончательное освобождение Украины от России и несуществующего уже почти четверть века Советского Союза.
Но «цветная революция» образца 2014 года привела и к тому, что над Донбассом уже полтора года развевается флаг, впервые поднятый Интернациональным движением региона еще 8 октября 1991 года. Цвета на флаге только перевернуты: «интеры» 25 лет назад сверху триколора поместили красную полосу, посреди – темно-синюю, и внизу – черную.
Чтобы этот флаг сбросить, страна победившей «цветной революции» все это время ведет против Донбасса войну. Для истории это означает, что есть уже и опыт противодействия «цветным революциям» — как политический, так и вооруженный. Тем более следует дать ответ на вопрос, против чего же сражаются Донецкая и Луганская Народные Республики и чем являются они сами? И уже приходится слышать, что, коль Донбасс выступил против того, что именует себя революцией, значит, здесь происходит контрреволюция.
Это заключение соответствовало бы истине в том случае, если бы «цветные революции» составляли полное тождество с революциями классическими. Уже было сказано, что «цветные революционеры» используют лозунги, смыслы, термины и прочие атрибуты классических революций, чтобы на всем этом паразитировать и спекулировать.
Но почему тогда послы и руководящие деятели западных государств в 2004 году предупреждали Леонида Кучму, а в 2014 году Виктора Януковича о категорической недопустимости хотя бы какого-нибудь насильственного действия в отношении «революционеров» и выведенных ими на улицу толп, не говоря уже о кровопролитии?
Кто-нибудь где-нибудь читал или слышал, чтобы послы держав Антанты – Великобритании – Бьюкенен, США – Нуланс, Франции – Палеолог – требовали того же самого о в феврале 1917 года от Николая Второго, а в октябре 1917 года от Александра Керенского? А премьер-министр Великобритании Ллойд-Джордж, президент Соединенных Штатов Вильсон и французских премьер Клемансо сразу после получения известия о взятии Зимнего дворца оправили бы телеграммы с поздравлением правительству Ленина по поводу того, что в России наконец-то победила демократия?
Таких предупреждений не поступило, и такой телеграммы не могло быть в принципе именно потому, что политики и послы западных держав профессионально увидели в феврале и в октябре 1917 года подтверждение жизнеспособности России, умение и желание ее народа противостоять всем внутренним и внешним вызовам. А «цветным революционерам» нашего времени приветствия и поздравления из-за кордона шлют наперебой как раз по той причине, что «цветные революции» расписываются в противоположном.
Анекдотические фантазии на темы прошлого понадобились для того, чтобы высветить серьезную проблему настоящего: потерю умения отличать видимость от сути, форму от содержания, адекватную терминологию от намеренной подмены ее терминологической путаницей. Эта проблема существует и у молодых людей, принимавших прямое участие в провозглашении государственности Донбасса. Причина этого понятна: они росли и учились во времена карикатурности, пародийности и извращений. Но от проблемы-то избавляться все равно надо.
К вопросу разницы между «цветными революциями» и классическими подходит и анекдот из медицинской серии. В медицинском университете на экзамен пришел студент. Знаний – ноль. Ему попадается билет с вопросом о признаках беременности. Студент подумал и говорит: «Беременность – это когда большой живот». «Ну, что-то вроде того, — согласился старый профессор. — А еще?» «Еще когда ноги тонкие», — выдал студент. Профессор поднялся из-за стола: «У меня живот большой?» «Ну да», — ответил студент. «А ноги тонкие?» — поинтересовался экзаменатор. «И ноги тонкие», — кивнул головой студент. «Вот когда рожу, тогда экзамен и сдашь», — закончил разговор профессор.
Сходства между «цветными революциями» и классическими также не больше, чем между животом поседевшего на работе профессора и животом беременной женщины. Один и другой животы в глаза бросаются, но как посмотрят на человека, который всерьез станет доказывать что они – одно и то же?
Очевидно и то, что для «цветных революций» категорически неприемлемы символы, имена и любые другие напоминания о настоящих социальных революциях. Это видно из того, памятники кому «цветные революционеры» рушат в первую очередь и какие названия подлежат замене по разным законам «революционным» законам вроде «декоммунизации».
А у Донецкой и Луганской Народных Республик прослеживается сходство как раз с классической революцией, причем, великой. С точки зрения логических и формальных представлений вполне можно согласиться с высказыванием Плеханова, сделанным в 1917 году: «Русская история еще не смолола той муки, из которой можно спечь пирог социализма». Да только что оставалась делать, если, не спрашивая разрешения у классической и формальной логики, «смололся» в прах старый порядок?
К создавшейся тогда ситуации подходят и слова Талейрана, сказанные по сходному поводу веще в 1789 году: «Почему вы везде ищете революционеров? Их искать не надо. Они все находятся в Версальском дворце». В Донбассе прежний порядок также «смололся» куда быстрей, чем можно было предполагать за считанные месяцы до события. И «смоловших» этот порядок революционеров также знают все. Это те, кто собрал в Киеве очередной майдан. Пожалуй, это единственный ракурс, в котором «цветная революция», сама того не желая, отбрасывает свое определение и кавычки.
В такой вот, рассеяно-бесклассовой, замутненной к тому же совсем недавними пародиями и извращениями среде, приходится становиться на ноги Донецкой и Луганской республикам. Но ничего другого все равно нет, а отличие настоящих революций от «цветных» в том-то и состоит, что классические революциям на тяжелое наследство прошлого не жалуются.
Роль Интернационального движения в этом деле состоит в том, что, не достигнув в свое время масштабов, на которые оно претендовало, Интердвижение стала поводом для лучшего уяснения уроков исторического развития Донбасса. В постановке некоторых вопросов Интердвижение вправе претендовать на первенство. Теперь дело за тем, чтобы уроки были усвоены правильно.
